– Для этого мне нужно попасть на побережье Студёного моря, – заметила я и с издёвкой добавила, – Значит, ты не против нанять для меня ледокол? В качестве свадебного подарка, а?
– Как приятно, что ты вспомнила о нашей с тобой свадьбе. Выходит, тебя больше не пугают мысли о предстоящем бракосочетании.
В этот момент мне ужасно захотелось выпустить Брума из сумки и вернуть ему вилку – пусть пощекочет Эспину нервы. Но я решила, что смогу справиться с проблемой сама, заявив:
– И не надейся. Свадьбы не будет. Я не выйду за того, кто подсылает ко мне шпионов.
– О чём ты? – искренне удивился Эспин, но я не стала отвечать и вместо этого продолжила словесное наступление:
– И становиться невесткой того, кто подстроил крушение дирижабля, я тоже не намерена. Ты и твой отец, вы просто потеряли человеческий облик, когда задумали во что бы то ни стало заполучить деньги дяди Руди. Вы спланировали катастрофу, и тот журналист, что отказался лететь, он узнал про это. Узнал, но промолчал, потому что вы запугали его, подкупили и заставили сбежать. Вы…
Осыпая Эспина всеми этими обвинениями, я рассчитывала увидеть в его глазах стыд или хотя бы услышать, как горячо он оправдывается. Но Эспин смотрел на меня как на идиотку и молчал ровно до того момента, пока я не запнулась, не зная какими словами ещё оскорбить и его, и дядю Густава.
– Кузина, в чём ты хочешь меня обвинить? – растерянно спросил он. – Думаешь, это я наслал на дирижабль туман, после которого он покрылся льдом и рухнул вниз?
– Не говори ерунды. Ты и дядя Густав, вы просто подкупили командира Толбота, и он оправил дирижабль в крутое пике на льды. А потом соврал всем, что дядя Руди сгорел, лишь бы никто не искал его. А ведь дирижабль явно не взорвался, он отлетел не на такое уж большое расстояние. И все, кто оставался на борту, могли бы спастись, но их считали мёртвыми и даже не пытались искать. Но дядя Руди почти дошёл до Тюленьего острова, и если бы не враньё Ялмара Толбота, которого вы подкупили, он был бы сейчас жив.
Поезд тронулся, и я по инерции соприкоснулась со спинкой сидения, после чего замолчала. Мне стало не по себе от собственных слов. Всего лишь одна фраза от уважаемого всеми командира о том, что дирижабль сгорел, и участь дяди Руди была решена. Одна маленькая ложь, и дядя Руди не смог вернуться домой. А ведь он был так близок к спасению, почти добрался до людей…
На глазах невольно навернулись слёзы. Я отвернулась к окну и опустила голову, не желая, чтобы Эспин видел меня расстроенной. А он поднялся с места и подсел ко мне, а после накрыл ладонью мою руку и тихим, без грамма ехидства голосом спросил:
