Моё депрессивное состояние не проходило из-за осознания того, что я не умею любить. Я не знаю что такое отношения, любовь между мужчиной и женщиной. Даже думал, что моё ледяное сердце никогда не оттает. Но я ошибся.
Когда пришло принятие, я вернулся к первой стадии. Отрицание. Оно снова началось. Я не мог поверить, что кто-то способен выворачивать меня изнутри. Я отрицал это до тех пор, пока не увидел её улыбку в коридоре. Она говорила с коллегой, а на её лице было счастье.
Я стал маньяком.
Постоянно наблюдал.
Два месяца, я не находил себе места, искал поводы, чтобы сблизиться, увидеть её близко, очень близко, почувствовать запах, дотронуться. Но нас разделяла пропасть. Десять лет разницы и отношение в обществе.
Я студент.
Она профессор.
Моя белокурая бестия.
Она стала для меня стимулом жить дальше.
Словно все перестало существовать. Неожиданно полюбил учебу, перестал одеваться как черти кто. Даже мать с отцом стали удивляться моему поведению. А мне было отчасти плевать на их мнение.
Я просто стал, помешан на ней. Любое её замечание тут же исправлялось, не нравится внешний вид? Пожалуйста. Нравится? Пожалуйста. Мой шкаф был до отвала забит «классикой». Я впервые вписывался. Воздыхал на расстоянии. И всё ждал, когда она стуканет ректору или отцу, но она молчала, а для меня это было словно зеленым светом.
Но сегодня... я не смог больше сдерживаться. Нечего было одевать это серебристое платье, которое открывало не то, что нужно. Два мучительных месяца, я ждал именно этого.
Сначала я смог только прижаться к ней губами. Не мог поверить, что это сейчас происходит. Я думал, что снова сплю. Снова вижу её во сне, но сегодня я чувствовал её запах, вкус, тепло тела.
Я не мог больше сдерживаться. У меня напрочь снесло крышу. Даже не подумал о том, что она пьяна. Я был трезв, а ощущение было такое, что был в стельку пьян. Кровь била в мозг, в уши, а между ног саднило от стояка.
Я словно пытался запомнить её. Вбить в память, словно программу. Впервые не думал о том, что у неё кто-то есть. Впервые не был до чертиков зол обдумывая то, что она может быть с кем-то. С кем-то кроме меня.
Она была на вкус как карамель, терпкая и безумно вкусная.
— Ты такая сладкая, Клэр, — после моей фразы она вздрогнула и оттолкнула меня, стиснув руку на моей шее. Её что-то останавливало, она сопротивлялась, до последнего боролось с тем, что для меня стало очевидным. Формальности её останавливают.
— Хватит сопротивляться, — промычал я, а она отрицательно покачала головой.
