Перестройку Горбачева прежде всего можно понять именно как такую очередную мобилизацию, которая должна была вывести страну из периода "стагнации", не затрагивая при этом монополии партии. И все-таки лавина, вызванная советской перестройкой и вылившаяся в восточноевропейские революции 1989 года, не поддается объяснению в этих рамках. Но, с другой стороны, было бы неверным думать, будто такой ход развития не имеет ничего общего со специфическими структурами господства руководимых коммунистами государств. Неискаженный взгляд в прошлое этих стран показывает, в какой мере тоталитарные системы в своей деятельности были не только слабы, но отчасти и хаотичны, исключительно непроизводительны. Я попытаюсь конкретизировать эту мысль на примере выработанных Фридрихом и Бжезинским признаков тоталитарного господства[17]
1. Идеология.
Разумеется, попытка насаждения марксизма-ленинизма как обязательной для всех государственной идеологии была в своих устремлениях тоталитарной. И партийное руководство, которое оправдывало свое господство также идеологическими соображениями, делало много, чтобы осуществить эту претензию. Об этом свидетельствуют и огромные средства, которые тратились на пропаганду марксизма-ленинизма, а также преследование инакомыслящих. И все же здесь обнаруживается особенно резко различие между провозглашенными целями и реальными результатами коммунистического господства. Большие академические институты и университеты, в которых сотни философов исследовали диалектический и исторический материализм; обязательные курсы в школах и университетах; произведения "классиков" и учебники, издававшиеся огромными тиражами, — вся эта идеологическая надстройка после 1985 года рухнула с такой быстротой, для объяснения которой необходимо предположить, что она прогнила намного раньше[18].
Во время конференции "Актуальные проблемы философии в Центральной и Восточной Европе" осенью 1990 года его участники из государств бывшего восточного блока были едины в том, что марксизм в их странах умер[19]. Даже Институт философии Академии наук в Москве, один из центров идеологической продукции в Советском Союзе, уже в течение ряда лет производит впечатление радикальной переориентации. Советская философия становится предметом исторической рефлексии под углом зрения того, как это могло случиться. Не случайно, однако, продолжаются исследования этического содержания марксова гуманизма. В основном же интерес сместился в сторону немарксистской и русской дореволюционной философии, в особенности религиозной. Познавательные усилия главным образом направлены на историю философии и современную западную философию во всех ее формах. А в секторе политики есть даже коллега, который в течение многих лет с особой симпатией изучает западногерманский консерватизм
