— Вы слишком строги, — принимая из рук хозяина каравана зеркальце, вздохнула Камилла. — Вспомните о завете милосердия! Да и о времени тоже, — выразительно кивнула на солнце дочь Рыжего барона. — Люди ропщут…
Люди и впрямь роптали, не приветствуя задержку. Встали даже самые ленивые, и теперь все ожидали только сигнала хозяина каравана.
— Милая Камилла права, — вступился Густав, — хвала Отцу, мы вернули свои вещи, а эти несчастные пусть раскаиваются в содеянном… А ведь это всё баранина, — укоризненно добавил повар, с осуждением поглядывая на ошарашенного рыбака. — Люди, вкушающие мясо, всегда буйнее тех, кто этого благоразумно не делает…
Хозяин каравана сплюнул и махнул рукой охранникам: перепуганных рыбаков прогнали прочь, оставив с пожитками на дороге, рыбную телегу забрали для нужд каравана, а на их место подогнали чистую и опрятную повозку других путешествующих.
— Ллейна Камилла, — обеспокоенно позвал из повозки пэр Нильс. — Возница наш пришёл, выдвигаемся!
Дочь Рыжего барона спрятала в карман ночного платья зеркальце, задумчиво позвенела ещё восьмью медяками, честно отобранными у соседей в ходе ночных блужданий — договаривались-то на двадцать четыре монеты, как ни крути, а уговор выполнять нужно — вдохнула посвежевший после отбытия рыбной телеги воздух и замерла: из новой повозки спрыгнул наземь молодой мужчина, одетый в глухие тёмные одежды.
Новый сосед оказался высок, гладко выбрит и коротко стрижен, так, что тёмные волосы не скрывали спокойного, чистого лица. На котором, к слову, ни дрогнул ни один мускул, когда он заметил Камиллу. Не последовало ни сладострастных блужданий взгляда по мало прикрытому телу, ни откровенных восклицаний — ничего. Он коротко склонил голову в молчаливом приветствии и отвернулся, подталкивая повозку из выбоины. Длинный плащ частично скрывал ножны у пояса, а из-под капюшона выбивалась рукоять двуручного меча — на этом воинственный вид соседа заканчивался. Ни злобного выражения на угрюмом лице, ни нарочито размашистых движений. Отдав короткий приказ вознице, воин запрыгнул обратно в повозку, опуская полог.
Камилла вспыхнула, нахмурилась, запахнула ночное платье на груди и юркнула обратно в повозку.
Караван выдвинулся в путь.
— Уж не заболели ли вы часом, светлейшая ллейна? — обеспокоенно спрашивал пэр Нильс. — Мэма Софур, что с вашей прелестной воспитанницей? Отказывается от еды…
Софур прищурилась, глядя, как дочь Рыжего барона придирчиво оценивает спутанные медные пряди в зеркальце, и отозвалась сразу же:
