Камилла заколола тёмно-медные пряди у висков, бросила беглый взгляд в крошечное серебряное зеркальце с рубиновым ободом — подарок отца перед памятным прощанием — и, улыбнувшись ласковому весеннему солнцу, вышла на главную караванную тропу.
Всего в торговом караване оказалось несколько десятков повозок, так что стоянка получилась растянутой — даже пройтись из одного конца в другой, и то замаешься. Впрочем, горожан это не смущало, а бывалых торговцев в караване — и вовсе: к моменту, когда Камилла вышла на главный проход между повозками, там уже выставили товар менялы, да бродили вдоль рядов местные поселяне, предлагая нехитрую домашнюю снедь. Караванщиков и путешествующих ждали: рынок на окраине, у въезда в городок, разросся стремительно и беспощадно, и зевак набежало прилично.
Впрочем, их соседей, расположившихся в хвосте каравана, гуляющие обходили стороной.
— Что, не идёт торговля? — сочувственно кивнула Камилла на рыбу с душным ароматом.
Пожилой рыбак из Старого Сорпигала только насупился.
— Ишь, носами крутят! Хорошая рыба, мы с племянником сами ловили!
— Месяц назад? — уточнила Камилла, прижимая платок к носу.
— А тебе-то какая разница, девка? — обиделся рыбак. — Иди себе, куда шла!..
— Если продать помогу, десятину дадите?
У старика глаза на лоб полезли от наглого предложения, а здоровенный детина в его повозке только в затылке почесал: не понял грабительских взаиморасчётов.
— Ну, думайте, — милостиво разрешила Камилла, не дожидаясь брани. — До следующего-то поселения точно не доедете, да и кому она там нужна? Мы ж снова на побережье выворачиваем, это у местных выбора только два: отравиться вашей рыбой или пожалеть желудки и отведать чудного вяленого мяса: вон, через три телеги продают.
— Стой! — быстро сообразил дед. — Слышь, девка? И впрямь назад поворачивать поздно: мы ж почти до столицы едем… сбыть товар надобно… Пять! — решился старик. — Пять медных с каждого серебра!
— Да тут едва ли на три серебра и наскребём, стоит ли и возиться, — поморщилась Камилла, придирчиво осматривая неприглядный товар.
— Три серебра — уже трижды постой там, под столицей, — аж подпрыгнул от нетерпения рыбак. — Сумеешь продать всё — по семь медных с монеты дам! Ну что молчишь? По рукам?
— Восемь, — вздохнула Камилла. — Или кушайте сами.
— Себ с тобой, пусть восемь, — сдался рыбак. — Продавай!
— По рукам, — кивнула Камилла, вновь выворачивая на основную тропу.
Местных отличала более нарядная одежда, чем у путешествующих — как-никак, рынок и всеобщее развлечение — а ещё сдержанность и неторопливость. Камилла постояла в тени приземистого деревца, обмахиваясь платочком, оценила толпу, выбрала самого богато одетого горожанина с самым брезгливым выражением на бородатом лице, понаблюдала ещё, оценила двух слуг позади и двинулась в сторону цели.
