И что не против встретиться ещё, если вдруг случится вернуться.
Убийственно романтично по отношению к нам обеим. И мне бы молча уйти или послать его и выйти с высоко поднятой головой, но на меня разом надвинулась школьная среда, пустая квартира и затухающий аромат маминых духов.
— Я ничего тебе не обещал. — Ян стоит в дверях гостиной, бесстрастно глядя на осколки на полу.
— Единственное, чего я просила — честности! — Ладони опираются о стол, за которым я планировала пить за своё счастье.
— И никогда не врал.
Не врал, если забыть о том, что свадьба начала готовиться ещё до того, как он оказался в моём городе. Это я узнала гораздо позже, через знакомых, своих и папиных. И вот Ян снова здесь.
Да и чёрт с ним!
Погостит и свалит, а мне просто нужно успокоиться. Возможно, заново вскрыть давние раны, переболеть и забыть по-настоящему, но не здесь и не сейчас.
Занятая своими мыслями, я не слышу шагов, пока взгляд не натыкается на дорогие ботинки из тёмной кожи. Скользит выше, по чёрным брюкам, поднимается по белой рубашке и останавливается на знакомых зёлёных глазах.
— Здравствуй, Алис-са!
Твою же мать!
— Давно не виделись, — мрачно отзываюсь я.
Не спеша поправляю платье и собираюсь пройти мимо.
— Поэтому ты так торопишься? — Ян перехватывает меня за талию и утягивает за угол, скрывая от кухонного персонала. В маленький тёмный закуток с одной-единственной дверью, ведущей на продуктовый склад.
— Меня ждут, — цежу я сквозь зубы.
— Конечно, ждут, — насмешливо соглашается он.
А я ненавижу уже себя за то, что прикрываю веки, когда Ян с наслаждением вдыхает, скользя носом от основания моей шеи до уха.
— Моя девочка, — довольно шепчет он, дыханием шевеля выбившиеся из причёски волоски. — Спустя столько лет и всё ещё моя! Хочешь? — Ян отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза.
«Да-а!» — протяжно стонет прибабахнутое подсознание.
— Да пошёл ты! — яростно отвечаю я и отталкиваю его, собираясь высвободиться.
Собираясь.
Потому что его ладонь уже удерживает мои, заведённые вверх, руки. Вторая прижимает к сильному телу, которое я всё ещё помню до последней родинки. А губы одним прикосновением сметают всё сопротивление. И я ненавижу то, что обжигающим воском разливается где-то в солнечном сплетении, опасными каплями стекая ниже и накапливаясь тягучим, острым, как бритва, желанием. Ненавижу.
Но сопротивляться не могу.
И отвечаю едва ли не яростнее его. Не замечая, что руки свободны. Наплевав на то, что задралось платье. Чувствуя лишь дикое всепоглощающее желание.
