Беатрис тихонько поднялась и прокралась к постели Эфрад. В этом углу даже в такую теплую, ясную ночь ощущался сквозняк, и Бетти поежилась, поджав пальцы босых ног. Она прикоснулась к плечу девушки, чтобы проверить, крепко ли та спит. Но оказалось, что Фиби и не думала закрывать глаза. Она обернулась к Беатрис и шепнула:
– Ты чего, прима?
– Спасибо тебе, – еле слышно отозвалась Бетти, опустив голову. – Как смогу – верну долг.
– Дура ты, – сказала Фиби, посмотрев на Беатрис снисходительным взглядом. – Я сделала это не ради того, чтобы ты мне должна осталась. Просто пожалела тебя, я лучше любой из вас знаю, что значит голодать.
Поговаривали, что Фибиан нашли в лесу, отловили и приволокли в магическую комиссию, а оттуда уже доставили в школу, поэтому в первый год обучения последка вела себя как дикий зверек, по ошибке принесенный людьми домой.
– Сама дура, – обиделась Беатрис. – Я ни в чьей жалости не нуждаюсь.
Она резко развернулась и бросилась к своей кровати, а, очутившись под одеялом, еще долго ворочалась не в силах успокоиться и забыть слова бестолковой истерички.
«Нашла кого жалеть! – думала она. – Никчемная последка! У меня резервуар почти триста, а у нее – и до двухсот пятнадцати не доходит. Тоже мне сочувствующая выискалась. Тупица!»
Слова чудачки Фиби так сильно задели Беатрис оттого, что напомнили ей о детстве, которое она всеми силами стремилась забыть. Тогда она жила с бабушкой в крошечной каморке в мастерской одного медина далеко-далеко от Камелии, и ее частенько жалели, только вот оказалось, что это обман, и верить этому притворному сочувствию никак нельзя, поскольку никому нет дела до страданий «грязной лоунки», как прозвали ее дети хозяина того дома.
Глава 7
На следующее утро Эдман раньше других преподавателей явился в столовую, быстро позавтракал и, забрав расписание своих уроков у патронессы, отправился в кабинет манологии.
Просторное помещение с высокими потолками и широкими окнами пришлось ему по вкусу. Вдоль стен тянулись шкафы, заполненные учебными пособиями и коробками с необходимым инвентарем. Огромный преподавательский стол стоял в конце кабинета, и, сидя за ним, можно было видеть любой уголок комнаты. Столы для учениц располагались в шахматном порядке и предназначались каждый для шести человек.
Эдман, пристроил трость за кресло, нашел в ящиках шкафа бумаги своего предшественника и принялся изучать материал, пройденный в предыдущем месяце. Первым уроком у него занимались адептки выпускного класса, и он попытался разобраться в программе последнего года обучения, но, к своему стыду, не понял ни слова. Почерк его коллеги оказался до того неряшливым, что Эдману с досадой пришлось признать свое поражение и углубиться в чтение учебника. Но и в нем он не нашел хоть сколько-нибудь понятной и систематизированной информации, а взглянув на имя автора сего трактата, с удивлением осознал, что ни разу не слышал о таком профессоре или ученом.
