— Да, — простонала я.
— Не двигайся.
То же самое он говорил и о спинке кровати. На этот раз я провела пальцами по грубым бетонным блокам, мои трусики исчезли в темноте. Толчок ногой по внутренней стороне моих лодыжек, и мои ноги раздвинулись. Его пальцы остановились на моих бедрах, когда он притянул мой зад к себе, достаточно близко, чтобы его стояк толкнулся мне в поясницу.
— Я возьму тебя и сотру из твоей памяти всех остальных гребаных мужиков.
— Пожалуйста, я хочу тебя видеть, — выдохнула я, когда два длинных пальца нашли путь к моей сердцевине. — О.
— Нет. Тебе не нужно видеть, Лорел. Ты почувствуешь меня. Ты будешь знать, что я там. И когда я закончу, твоя киска запомнит, как это было.
Его заявления эхом разнеслись по комнате, ударные волны расходились к моим пальцам ног.
— Оседлай мои пальцы. Мне нужно, чтобы ты была готова принять то, что я тебе дам.
Мои колени согнулись и выпрямились, я бесстыдно сделала, то, что он велел. Беспричинная потребность росла во мне с каждым насаживанием, текла, как ток, и мчалась по крови.
— Я… я не могу…
Его действия были всеобъемлющими. Они не были сосредоточены на моей киске, хотя именно там они и возникли. Подобно тому, как бросают камень в ручей, образовавшиеся волны бесконечно накатывали на оба берега.
Вот что происходило.
Одним своим прикосновением он подчинил себе все во мне.
Кадер был хореографом, а я — его танцовщицей. Мои ноги вытянулись, пока меня не подняло на кончики пальцев, прежде чем он отпустил меня обратно в плие. Когда мне показалось, что танец близок к кульминации, я повернулась всем телом и сделала пируэт.
— Черт.
Его проклятие предшествовало следующему шагу. Не успела я опомниться, как мы снова оказались там, где были вчера, мои руки на металлическом изголовье кровати и Кадер надо мной. Единственная разница заключалась в том, что на этот раз я стояла на коленях, задрав голову.
Его хватка на моих бедрах усилилась, когда головка его члена двигалась вверх и вниз по моим складкам.
— Пожалуйста.
Я никак не могла подготовиться к последствиям своей просьбы. Мое хныканье эхом отразилось от бетонных стен, тело сжалось, сопротивляясь вторжению. Что, черт возьми, было внутри меня?
Не может быть, чтобы он был таким огромным.
Кадера замер, когда слезы вырвались наружу, проливаясь из глаз.
— Говори со мной.
— Ты… Это ты?
Глубокий смех наполнил мои уши, когда тело надо мной завибрировало. Неужели он действительно смеется?
Он редко улыбался, а теперь смеялся.
