Я сидела на краешке телеги, стараясь не болтать ногами – очень уж хотелось. И вживалась в образ.
– Ты, ить, касатик, сыночку-то береги-и-и… Я вот, старая, не сберегла, вот теперь ужо и едем за надеждочкой последней, – плакалась я бородатому мужику, поглядывая с тоской на Акатоша, который молча, как бедный родственник, притулился на облучке.
– А чего-то с ним сталось? – спрашивал мужик, сочувственно разглядывая Акатошеву белую макушку.
– Да годок прошел уж, как с лошади свалился, горемычный… И семья была, и деточки ужо, а ему неймется – возьмет да поскачет, головы не жалеючи. Как рухнул, так во и болит, и болит… Уж женку свою не узнает, детишек малых смотрит как чужих. Ох, горе… Едем вота в караван, чтобы, значица, вылечить. Женка-то с детишками осталась, а я ж мать! Я ж за кровинушкой пригляжу! Вот собрали чего было по сусекам, авось люди милосердные не оставят, возьмут с собой, а ежели денег не хватит, то сама в ноги упаду, останусь, прислуживать буду до смертушки в благодарность.
Мужик кивал, сопереживал, а его жена, что рядышком сидела, сочувственно протянула Акатошу сдобную пышку.
Бог растерянно на меня посмотрел.
– Бери, бери, сыночек мой, касатик мой, бери, горемычный… С добром люди дают. Кушай, лапушка моя, – причитала я, бессовестно моргая опухшими глазами.
– Издалече едете?
– Да почитай с Карпат.
Во брякнула! Дура! Как мы с оборотнем этот момент проглядели? Мужик задумчиво нахмурился, пожевал губами.
– Далече, вестимо. Я даже и не слыхал.
Уф, пронесло. Главное, чтобы не придирался. Но мужик ответом оказался удовлетворен. Только нагнулся ко мне поближе и шепнул:
– А с вами-то? Наемничья душа?
Я тяжело вздохнула, подсела к мужику поближе.
– Тут ишь дело какое… На одну бабку да на одного дурачка много ли надо? Страх то ехать в даль такую, а тут к нам кораблик занесло, на нем – морячки опосля шторма. Вот одного вытянули, остальные все померши. Вызвался помочь, за жисть благодарить. Проведет и по своим делам пойдет.
– А-а-а… Это хорошо, это ладно, – протянул мужик, заметно расслабляясь, – это честь по чести.
На этом неудобные вопросы кончились, слава богу.
Так мы и ехали полдня, пользуясь человеческой добротой.
Мне было даже немного неловко, поэтому я тихонько, пока никто на меня не смотрел, сунула под отрез ткани, сложенной в крепкую стопку, золотую монетку – оборотень еще вчера деньжат каждому выдал, на непредвиденный случай.
– Нам сюда, – наконец сказал Игор, кивая на тропку, которая сходила с тракта. – По ней с час и будем на стоянке. Если повезет, то сегодня и отправимся – караванщики любят в ночь идти.
