Сунь заметил, что и здесь китайцы живут за чертой города. В Омахе большинство занято сезонными работами на консервном заводе. Как и всюду, Сунь увидел здесь покосившиеся хибарки, чиненые-перечиненные сети, кучи мусора и рыбьей чешуи, помои и нечистоты, выливаемые в тот же ручей, из которого берут воду.
Сунь вошел в первую же попавшуюся хижину и увидел пожилого китайца. Невысокого роста, коренастый, с крупными натруженными руками и ногами, он напоминал Суню деревенского кузнеца. Оказалось, что Ли, так его звали, живет в Омахе недавно. Прежде он проживал в Нью-Йорке, где работал грузчиком, а когда начал стареть, перебрался сюда, в Омаху. Зиму он плавает на пароходе до самого Сент-Луиса, все еще таскает мешки с пшеницей, а летом огородничает. Ли оказался человеком живого ума и большой любознательности. Засыпал Суня вопросами, охотно говорил сам, а когда Сунь рассказал ему о революционных событиях в Китае — сюда доходили лишь их отголоски, — неожиданно сказал:
— Дело верное, господин Сунь Ят-сен. Наши колонисты, все до единого, воображают себя защитниками трона минского императора. Только позвольте вас спросить, — вы, видать, человек ученый, — какая нам радость защищать давно помершего императора? Ведь этого самого Хунъу давно уже нет на свете. Зачем нам мины? Неужто кто-либо лучше, чем сам народ, знает, что нужно Китаю? Выходит, народу и править бы у себя в Китае.
На Суня смотрели умные, с хитринкой глаза. Ожидая ответа, Ли перебирал узловатыми пальцами четки, такие старые, что лак на них потрескался, а кое-где и совсем облез. Сунь молча поднялся с лежанки, на которую его усадили как почетного гостя, и крепко прижал старика к груди.
— Молодец, старина Ли, ты прав, не новый император, пусть даже потомок Хунъу, а республика нужна Китаю. Побольше бы таких китайцев, как ты… Можно было бы горы своротить!
При прощании новый знакомый Суня вручил ему тонкую пачку мятых, засаленных, но аккуратно сложенных кредиток.
— Для революции, — пояснил он.
Сунь написал расписку: «Взято у Ли, китайского патриота, сто двадцать пять долларов на нужды революции и нового Китая, кои подлежат возврату после победы в двукратном размере» — и подписался: Сунь Ят-сен.
— Вычеркните «кои подлежат возврату», — потребовал Ли. Сунь подчинился, хотя был уверен, что старик отдал последнее. Ли бережно сложил расписку и спрятал ее за пазуху. Затем протянул Суню увесистый сверток:
— Это вам на дорогу.
В поезде, закусывая вареной курицей и сладким картофелем, Сунь уже не чувствовал себя таким одиноким, как по приезде в Америку.
