Утром Чарли неизменно опаздывал. После обеда он опаздывал всегда: слегка навеселе, шёл немного неуверенной походкой, когда звонко хлопал по бедру, насвистывая весёлую песенку — стареющий Дон Жуан очень хотел обратить на себя внимание. Его гнусавая песня с заметным дорсетширским акцентом тонула в раскатах его собственного по-детски безудержного смеха. Я совсем не могла его контролировать. На самом деле после первой попытки я уж больше и не пыталась. Ему нравился весь этот фарс, он расхаживал бесстрашно с важным видом, шатаясь, как настоящий экстраверт. Понимая его жажду, я иногда припрятывала для него бутылочку пива в проветриваемом буфете, куда он ходил на поиски, как ребёнок, и как ребёнок радовался своей находке. Позже у меня появились основания сомневаться в мудрости моей помощи и содействия Чарли на пути наслаждений — но это было позже.
Однажды утром, как раз, когда мы с Чарли, который был слегка под градусом, разбирались с засорившейся главной канализационной трубой, с любопытством углубив свои головы в тёмные пахнущие отходы, где что-то похожее на игрушечную машинку слабо блестело вдали и никак не попадалось нам в руки, нас довело до безумия мурлыканье дорого двигателя и роскошного вида машина подкатила к остановке у ворот. Мы с Чарли вместе выпрямились, чтобы посмотреть, кто бы это мог приехать, мои же догадки немедленно свелись к тёте.
— Деньги,— презрительно проворчал Чарли, заметив блестящий хромированный бампер и смачно сплюнул в широкую трубу с особыми церемониями.
Я бросила вантуз, который Чарли представил мне как неотъемлемую часть моих инструментов в будущем. После утра, проведённого за исследованием глубин канализации, я едва ли готова была принять посетителя, особенно такого приятного человека с телосложением как у молодого леопарда, который небрежно болтал серой шляпой в утончённых пальцах, где сверкало тяжёлое кольцо.
— Генерал-майор Даррелл дома? — он эффектно растягивал слова, покидая свою машину и оценивал меня слишком опытным взглядом.
Я быстрым манёвром вернула Чарли к трубе и пошла вперёд, чтобы присоединиться к посетителю.
— Насколько мне известно, он давно умер,— ответила я прохладно и немного недружелюбно, питая отвращение к его манерам.
Он смеялся долго и громко, будто я выдала очень смешную шутку. Однако я не шутила. Единственная армейская знаменитость, о которой я знала в нашей семье, была мертва — брат моего отца: белокурый, коренастый мужчина среднего роста с добрыми голубыми глазами и закрученными усами. Вообще-то, только на днях разбирая старый ящик из-под чая давно забытых реликвий, я вырыла большую фотографию, где он был в униформе с портупеей Сэма Брауна и грудью, увешанной медалями. Его ужасные фамильные чёрные часы с мраморными колоннами, блестящие на камине, отбивали неверное время через равные промежутки, а немного ниже уродливого циферблата маленькая серебряная надпись удостоверяла торжественный факт. Мама отказалась позволить им уйти из семьи по сентиментальным причинам.
