Жена обняла Аню за плечи, погладила по затылку и как-то особенно, лучезарно улыбнулась.
— Я слышала, доченька, слышала весь папин разговор. Он с нами, только с нами, а вы с Ниной Хохловой — большие фантазерки и любительницы телесериалов.
Ирина порывисто шагнула к Глебу и прижалась всем телом. Аня еще пару секунд стояла молча, но мамина убежденность уничтожила ее мучительные сомнения, и она тихо пробормотала:
— Прости, папа.
Снова вскипел чайник и был готов свежий кофе. Дамы вышли к столу в обновках: Быстрицкая с янтарной брошью редкой красоты, дочка — в маминой кофточке декольте, специально, чтобы показать удивительное, необычайно ей идущее колье.
Они спокойно ужинали, хотя Ирина явно была не голодна и лишь чуть-чуть «клевала» со своей тарелки. Она не говорила о смерти подруги, но было видно, что ей очень тяжело.
А когда они с Глебом остались одни, заплакала — всхлипывая, вздрагивая.
— Устала, устала и соскучилась, словно год прожила одна, без тебя, без детей, без работы… Таня была у меня совсем недавно, и я ничего не поняла. Даже не почувствовала, что у нее на уме. Думала — позлится, поплачет и поймет, что стала свободной от Валеркиной лжи и собственной слепоты. Начнет что-то новое, познакомится с порядочным мужиком. Я словно убила ее, ты понимаешь? Понимаешь, что значит убить того, кому и так плохо? Я не прощу себе, не прощу…
Сиверов гладил жену по дрожащей спине, густым волосам, по плечам и ждал. Ждал, когда она выплачется и сердце сможет стучать спокойней и ровней. Пусть плачет, если может. Пусть выплачется за них двоих, устанет еще больше и уснет. За время ее сна он съездит на конспиративную квартиру. И к ночи они оба будут совершенно свободны — она от душевного потрясения и чувства вины, он — почти от того же самого. Будут свободны от всего, что может помешать им быть вместе.
Глеб и Федор Филиппович встретились у подъезда — генерал прибыл раньше и ждал в машине. Входить все равно нужно было по одному — хозяин, затем гость. Символическое распределение ролей — хозяином считался Глеб.
Генерал выдержал положенную паузу — и уже на месте. Звонка можно не дожидаться, и Сиверов сразу открыл.
— Спасибо, Глеб. Молодец. Теперь мы в расчете.
— О каком расчете вы говорите, Федор Филиппович?
— Сам знаешь. С тобой расчет впереди, а вот перед бывшими братьями по коалиции долгов, кажется, нет. И это хорошо. Даже слишком хорошо. А слишком хорошо — тоже плохо.
— Вы ведь не за тем меня сюда позвали, чтобы размышлять вслух? Я что-то упустил?
