— Я подумала, что так нас не будет видно из окна, если кто-то захочет подсмотреть. Давай есть. На самом деле, я и водочки принесла, но сейчас не знаю, стоит ли предлагать…
Они уселись на пол, подперев спины подушками, и принялись за ужин. Гасан от спиртного отказался, а Вожена налила себе еще коньяку.
— Я про Марию хотела спросить — как она там? Знаю, внучка у нее, а больше деток не рожали? Мои все тянут, дурачки, опоздают, как я когда-то. Телефон хочу записать и адрес! Диктуй! — Вожена выложила на столик заранее подготовленные ручку и блокнот.
Гость отвернулся, сжал кулаки, но женщина ничего не поняла и переспросила:
— Забыл, что ли? Ну, хоть свои оставь — я надоедать не буду, мне бы только…
— Нет никого! — не выдержал Гасан. — Никого! Понимаете, никого! Все погибли! И жена, и дочь, и мать, и отец, и теща, и тесть… И могил тоже нет. Ни одной! Гниют где-то, уже сгнили, давно сгнили. Или звери их обглодали. Я никого не нашел. Но тестя с тещей и не искал, не мог. Был в горах. Извините… Я пойду, пожалуй. Вы обещали деньги на такси… Мне они очень нужны…
Вожена разжала пальцы, и ребристая ручка покатилась по деревянной поверхности. Этот звук показался обоим грохотом камнепада.
— Прости, мальчик… Я дура, счастливая зажравшаяся дура… Так ты с гор! Это я понять могу. И я помогу, я тебя спрячу!
Звук проворачивающего в замке ключа и звонок Федора Филипповича раздались одновременно.
Дочь помчалась в прихожую.
Сиверов снял трубку и отвернулся к окну, лучше, если разговор не будет отчетливо слышен. Начальство, как всегда, не стало блистать красноречием:
— Через час встречаемся, есть разговор.
— Федор Филиппович, я еще с Ириной не встретился, ее дома не было. Боюсь, забудет, как я выгляжу.
— Надо сейчас, Глеб, — Сиверов научился различать малейшие оттенки в интонациях Потапчука и понял, что можно просить еще час, но не больше.
— На выход с вещами? — спросил Слепой, надеясь, что жена не услышит.
К счастью, его вызывали «без вещей» — оставалась надежда переночевать дома, рядом с любимой.
Обернувшись, он увидел, что к плечу жены прижалась расстроенная заплаканная Аня.
— Видишь, мама, он и по телефону разговаривает так, чтобы мы не слышали — все сходится, не врет Нина, и ничего не путает!
Глеб приготовился к обороне. Иногда детское упрямство становится невыносимым, особенно, когда касается взрослых проблем. Кажется, дочь слишком увлеклась своей идеей мужененавистничества и начинает вербовать единомышленниц. Неожиданно для себя Сиверов отчетливо понял, что от того, как сейчас поведет себя Ирина, зависит очень многое в их отношениях. И не важно, что она устала, измучена, расстроена.
