Душевных сил Каролины не хватало для такого тяжкого бремени. Ей очень не нравилось ухаживать за больным ребенком. И любить скрюченного, шуршащего шелушащейся кожей мальчика не получалось. Это угнетало. Ее мать, бабушка маленького чудовища, пережила маму Шандора не намного, хотя была моложе на двадцать лет. А ведь обе бабушки во внуке души не чаяли. Получается, будучи еще паукообразным младенцем, крошка Иштван подтолкнул к смерти двух добрых, сердечных женщин, не смирившихся с его страшной судьбой. Вряд ли Каролина была в состоянии выстроить логические конструкции, оправдывающие ее материнское равнодушие. Она, подобно больному животному, приспосабливалась к обстоятельствам и терпела, пока могла. Честно и добросовестно делала уколы, целуя сморщенную куриную попку малыша, укутывала его перед сном, носила на руках. Она плакала, но не от жалости к ребенку. Плакала о своей загубленной женской доле, о том, что раз в месяц грудь набухает и несколько дней болит так, что невозможно спать. О том, что Шандор осуждающе косится на нее, когда она завивает волосы или ярко красит губы. И еще — о Беле. Он запросто делил ее с папашей, пока не знал, что делит. А потом отверг, вычеркнул саму возможность близости. А он ей нравился, с ним было интересно и волнующе. С ними обоими было хорошо, а с одним из двух — просто скучно.
Десять лет Каролина страдала от сексуальной неудовлетворенности, от того, что она родила монстра, и от безуспешных попыток забыть и о том, и о другом. Именно это, а не мучения Иштвана составляли главный интерес ее жизни. Ей совсем не хотелось быть мученицей, телезвездой или образцом добродетели. Она нуждалась в обычном, животном удовлетворении, в обладании всеми мужчинами, которых близко знала, а знала она только двоих — старшего и младшего Меснеров.
Смерть Иштвана сделала Каролину свободной. Заплаканные Бела и Шандор, дрожащими руками бросающие комья сухой летней земли на крышку маленького детского гроба, стали для нее далекими и чужими. Их больше не хотелось. Над могилой стояли роскошные мужчины — врачи, журналисты, телеведущие, которым, как ни странно, была небезразлична судьба единственного в стране мальчика-мутанта. Эти мужчины подходили к ней, прикасались к ее плечам, щекам, ладоням. От них дорого и вкусно пахло, в глазах читался искренний интерес не только к прогерии, но и к ней, матери ребенка… Каролина беззастенчиво раздавала номер телефона всем желающим, сверкала глазами, томно вздыхала. Она впервые за много лет чувствовала себя женщиной, которая интересна сама по себе, а не в качестве машинки, рождающей необъяснимые чудеса.
