Воззвание к жизни | страница 21
Активисты «Индигнадос» с баннером «Ошибка системы». Мадрид. 17 мая 2011. Фото Доминика Фаже
Случается, что ярость и негодование могут помериться силами с Левиафаном. Порождающие озлобленность, ложь и лицемерие, эти чувства подогревают отмщение, которым с наслаждением упивается недовольное стадо. Увы, восстание баранов чаще приводит не к убийству мясника, а к всеобщей скотобойне.
Когда слепой гнев обрушивается на козлов отпущения, превращаясь в нелепую войну, что происходит в лагере несогласных? Подстрекательство к насилию, нашёптываемое стадными чувствами популизма, национализма, гомофобии, фундаментализма или неонацизма, чаще всего провоцирует усиленную гуманную реакцию. Отказ от жестокости и насилия образует защитный фронт, эмоциональный накал которого заглушает голос разума. Такой ответ не может считаться адекватным в ситуации, подходя к которой нужно, по меньшей мере, отдавать себе отчёт в том, что мы не сможем победить партию смерти её же оружием. Оружием, несущим смерть.
Я не осуждаю тех, кто прибегает к насилию (враги жизни и природной среды называют их «разрушителями»), но лишь не готов согласиться с непоследовательностью их гнева. Да, этот гнев вспышками коктейлей Молотова освещает мир, погружая его в ослепительное торжество. Да, своими громкими криками он разрывает утомительное монотонное жужжание шестерёнок запрограммированного выживания. Короткий момент свободы, добытый гневом, лучится надеждой на то, что жизнь может быть другой.
Не впадая в столь мучительное исступление и прибегая к большей рассудительности, «разрушитель» мог бы прийти к гораздо более удовлетворяющим и существенным результатам. Отмежевание от практики прибыльных разрушений, к которой прибегает государственная и финансовая мафия, было бы гораздо более очевидным, начни он устанавливать свободные зоны, оккупировать освобождённые от государственного и рыночного захвата территории и создавать островки бесплатности и свободы, способные вклиниваться в застывающий бетон глобализации с эффектом гораздо более разрушительным, чем у нитроглицерина, не говоря уже о фульминате ртути или коктейле Молотова.
Бунтовщик, превращающий поджог банка в предмет своего славного военного подвига (даже если он не так глуп, чтобы считать этот акт ударом по банковской системе), остаётся существом, озлобленность и жгучая жажда мести которого не позволяют ему познать счастье разрушения препятствий, стоящих на пути к удовольствию. Такой воин соглашается на бездумное и стремительное удовлетворение, на неполное наслаждение, подобное преждевременной эякуляции. Устаревший жертвенный рефлекс мешает внутренней жизни бойца расправить крылья. Освободиться от гнева, колотя кулаками в стену, – какая чушь! А вот всеобщий, объединённый и разумный гнев мог бы разбить вдребезги решётки прибыли, сдерживающие, угнетающие и сковывающие нас.
