– А в горах на севере Телара раздевают и оставляют птицам. Они считают, что так земля быстрее примет человека.
– Я даже не знаю, что и думать по этому поводу.
– Необязательно сразу что-то думать, Аяна. Ты знаешь, у нас на юго-западе, на побережье, и на Островах Белой Лошади есть большие дома у моря, очень старые. Там построены такие красивые, очень большие купальни. Если нырнуть и доплыть до дна такой купальни, то увидишь, что оно сложено из кусочков цветного стекла, и каждый кусочек разной формы, размера и цвета. И только всплыв и посмотрев сверху, ты видишь целую картинку. Всё, что ты знаешь, – кусочки в картинке мира, который тебе известен. И чем больше у тебя этих кусочков, тем яснее становится картинка, которая на этой мозаике. Имея в руках пять кусочков, сможешь ли ты догадаться, что сложится из оставшейся тысячи?
Они развернулись и пошли обратно к деревне. Аяна наступала на камешки на дороге, чтобы они с глухим щёлкающим звуком вылетали вперёд из-под её подошвы.
– Ты хочешь остаться ондео? – неожиданно спросил Харвилл. – Будешь дальше красить волосы в такой цвет?
– Нет. Это была случайность. Я надеюсь, он смоется, когда я начну мыть их хотя бы дважды в неделю.
– А тебе красиво. Ещё тебе подошёл бы образ духа. В тебе есть что-то такое... хищное. Наивность, невинность, но при этом жестокость, но не такая, как у людей... Другая. Кира, чистая, но безжалостная, как сами силы природы. Хорошая идея. Надо записать.
– Меня называли лютой. Я так и не понимаю, почему.
– Когда ты возмущаешься, твои брови взлетают вот тут, – показал он на кончики своих бровей. – Как крылья вспугнутой птицы над морским побережьем. Может, из-за этого тебя так называли, а может, из-за твоей силы духа. Ну-ка, изобрази ярость.
Аяна изобразила.
– Ну, – хихикнул Харвилл, – зато на кемандже ты играешь неплохо.
– У меня вышло не очень?
– Вообще не вышло. Попробуй перед зеркалом. Спроси Айола, он в этом мастер. Лишним не будет.
– Да, это точно.
В прохладном зимнем светлом воздухе даль была прозрачной. Насколько видел глаз, вокруг лежали холмы, холмики, поля и снова холмы,покрытые густой травой, перемежающиеся рощами и перелесками.
– Прекрасной юной девы грудь целуя, глаза закрою я, и сон последний моё дыханье унесёт в далёкие края... – сказал Харвилл, глядя на округлые вершины, уходящие к горизонту.
– Я дрожь её сомкнувшихся ресниц челом хладеющим почувствую, слабея, сходя в бездонную пучину забытья, – подхватила Аяна. – В потоках несвершённых дел, отринутых при жизни, вознесусь над пламенеющими горными грядами, и всё же вырвусь, воспарив на крыльях, сотканных мечтами моих друзей и той, что я любил, в звенящей пустоте, над краем, где больше нет меня.
