– Один кир из местных. Я не касалась его и не поощряла. Он первый меня облапал.
– Он решил, что ты строишь из себя недотрогу. Понятно. В любом случае, мы уезжаем. Надень как-нибудь костюм и посмотри, поможет ли. Если у тебя хватит смелости выйти в нём на улицу, конечно.
– Ригрета, – сказала вдруг Аяна, заметив кое-что. – Почему твоя кровать уже застелена?
– Потому что я не спала на ней, – расхохоталась Ригрета. – Ещё вопросы?
– Нет. Нет.
– Знаешь, что мне в тебе нравится? Ты не осуждаешь.
– Мне многие говорят это. А ещё одна девушка сказала мне, что я тупая и слепая, и что я как снулая рыба.
– Она, наверное, ревновала?
– О, да.
– Ты не снулая. И не тупая. Есть сладкие персики, которые свисают с веток, соблазняя бархатными ароматными боками. А есть орехи кеста, за которыми приходится карабкаться на дерево или рыться в густой траве, у которых толстая и жутко колючая зелёная шкура, а внутри ещё и коричневая скорлупа, и их ещё нужно запечь, прежде чем есть, но тогда уже просто невозможно остановиться. И они гораздо питательнее персика.
– Да. У нас есть похожие орехи. Но они несъедобные, и колючки у них редкие. Они такого же цвета. У нас они называются ташта.
– Так вот почему твоего гнедого так зовут.
Кимат повернулся на бок и приоткрыл глаза.
– Ну, я пойду, не буду вам мешать, – сказала Ригрета, прикрывая за собой дверь. – Пойду прогуляюсь.
Аяна кивнула. Ей нужно было обдумать то, о чём они говорили с Ригретой. Южная кровь. Горячие люди. Вынужденное воздержание. Неутомимые... Ненасытные. Да, Конда действительно подходил под это описание. Что он делал все эти годы до встречи с ней? «Мне нужно было силой затащить тебя в бордель Нанкэ, и мы бы избежали этих проблем». Воло хотел затащить его... Это значит, что сам Конда не хотел? Он сказал тогда, что ходит на «Фидиндо» уже почти четырнадцать лет. В тринадцать лет он вряд ли думал о девушках... Или думал? В каждом порту есть бордель. А ещё он возвращался в Ордалл каждую зиму, и всю весну проводил на берегу... Кто знает...
Дикая, всепоглощающая ревность охватила её, такая яростная, что у неё потемнело перед глазами, и Аяна чуть не задохнулась. В Тэно и в Орте, в тамошних «домах радости», она ничего не спрашивала у девушек, но, как говорится, буква к букве – выйдет слово, слово к слову – выйдет песня. Он не был неопытным... Она идёт к нему два года. Люди с пылкими сердцами...
Она встала и завязала рубашку. Нет. Хватит. Надо остановиться. Олем Нети как-то сказала, что злость разрушает.
