Приехав в Тетуан, я уже знал, что никогда больше не вернусь обратно в Оран. Моя тетка уже написала матери о том, что я доставляю ей много проблем в Оране и что лучше меня оставить в Тетуане. «Но я и сам больше не хочу возвращаться в Оран», – сказал я.
Я узнал, что за время моего отсутствия мать родила девочку, которая умерла в младенчестве. Я заметил, что ее живот опять раздувается. Мой отец, как всегда, наслаждался своей безработицей. Он проводил все время без дела в Феддане. Он много спал и жрал как свинья, нюхал табак и по ночам возвращался пьяный. Он продолжал оскорблять людей, а порой и самого Аллаха. Он никого не любил на этой земле. Если к нему подходила кошка, то он хватал ее за хвост и что было силы шмякал о землю. Что касается съедобных животных, то с ними он обходился поласковей, по крайне мере, перед тем как их зарезать. Та жестокость, с которой он приканчивал этих животных, была еще ужаснее, чем сама смерть.
Моя сестра Риму выросла. Мать все больше рассчитывала на нее, та помогала ей продавать фрукты и овощи. Приятели из нашего квартала организовали встречу «в верхах» между Комеро и мной, чтобы помирить нас. Но я все время думал о мести.
Ребята боялись меня. Я частенько шокировал их: положив одно или два лезвия бритвы себе в рот, я говорил и при этом не ранил себя. Они знали, что я стал настоящим мастером в обращении с бритвой как для забавы, так и для драки.
Бордель Сании был все таким же. Только женщины сменились. Там были новые сутенерши. Я снова постигал удовольствие спать на улице среди бродяг. Однажды утром меня разбудила нежная и красивая девушка, правда, хромая. Она спросила меня, не сын ли я госпожи Мимуны. Ну да, я был сыном госпожи Мимуны.
– Но что ты делаешь здесь, на улице, почему не ночуешь у себя дома? – спросил я ее.
– Отец выгнал меня из дома.
Она принесла мне хлеба, масла и стакан кофе с молоком. Я не мог отказаться от ее гостеприимства на углу этой улицы. Я устроил все так, чтобы как можно раньше утром покинуть это место. Меня больше не волновало расположение людей, ни женщин, ни мужчин. Зимой я ночевал около булочной. Я сворачивался калачиком и прижимался к теплой стене, напротив которой находилась печь. Когда я просыпался среди ночи, чтобы поменять положение тела или пойти помочиться, я видел вокруг себя целую стаю кошек. Мне нравился ритм их дыхания: медленный и размеренный, как далекий шум какого-то завода. Мне нравилась слышать чей-то грустный голос, доносившийся издалека. До меня долетали звуки мелодий из кафе: грустные и прекрасные – Исмахан, Умм Кульсум, Абдельвахаб, Фарид аль-Атраш
