Я покачала головой. Все эти прекрасные планы закончились двумя степенями, без каких-либо карьерных перспектив, и опытом работы в множестве мест, где обслуживают столы и подают кофе. Когда отца не стало, я вернулась на ранчо. Это вызвало торнадо воспоминаний, большинство из которых были печальными. А самое грустное – смерть матери. Впрочем, были и счастливые. Каждое Рождество мы с папой соблюдали мамину традицию и выпекали пряничный домик, несмотря на то, что эти сооружения больше походили на однобокие строения с нелепым количеством глазури и знакомым запахом папиной трубки. Все время, пока я здесь жила, всегда думала, что мое будущее где-то там, где-то в другом месте.
Но когда я вернулась на ранчо, к моему большому удивлению, я поняла, что здесь мой настоящий дом. Земля, животные и живущие здесь люди дарили моему сердцу чувство комфорта, которого я не ощущала с тех пор, как уехала. Поэтому я осталась и занялась ранчо.
Гонщик с трудом пробирался к краю глубокого оврага, выйдя, в конце концов, на вершину холма, тянувшегося несколько сотен футов вдоль дальней стороны посевных полей.
– Ну где же он? – я знала, что Ингрэм был поблизости. Несмотря на свои недовольные восклицания недавно, я надеялась, что Ингрэм не сильно пострадал. Хотя конь без всадника не предвещал ничего хорошего.
Гонщик проскакал вдоль холма и нырнул в еще один овраг, замедляя темп, пока приближался к дну. Как только конь остановился, до моих ушей донесся стон.
Я направила фонарик на кусты и обнаружила лежащего там на спине Ингрэма. Пытаясь сесть, он одной рукой потирал лицо.
– Что, черт возьми, с тобой случилось?
– Убери от моего лица этот гребаный свет.
– И я тоже рада тебя видеть, Ингрэм, – я спешилась и подошла к нему. – Насколько сильно ты пострадал?
– Со мной все будет отлично, – он, наконец, сел и бросил недовольный взгляд на Гонщика. – Ты просто убегаешь при первых признаках опасности?
– Он отправился за помощью. Ты должен быть благодарен ему.
Ингрэм перевел взгляд на меня и прищурился.
– Это ты-то «помощь», да? – внезапно он схватился за колено и поморщился.
Сфокусировав луч света на его ноге, я опустилась перед ним на колени.
– Ты собираешься рассказать мне, что произошло, или так и продолжить играть сварливого осла? – мою шею ужалило ледяным касанием, а в свете фонаря показались снежинки.
– Сварливого осла? – его голос был похож на то рычание, которое я запомнила десять лет назад. Низкий и скрипучий, как перекати-поле.
