Легонько встряхивает меня. Ставит на пол рядом с собой, продолжая придерживать за плечи. Сканирует морозным взглядом.
– Да.
– Тогда едем.
Ноги подгибаются, как у шарнирной куклы, когда я пересекаю двор. Плюхаюсь на переднее сидение рядом с бывшим, машинально пристёгиваясь ремнём безопасности.
Никита молчит. Осторожно выруливает со стоянки, не донимая меня расспросами. Нервно барабанит пальцами по рулю, всматриваясь куда-то вдаль.
Я отрешённо скольжу взглядом по знакомым улочкам. Выдыхаю спёртое дыхание через рот, когда вижу чёрный столп дыма, виднеющийся издалека. Обхватываю себя ладошками.
– Ты в порядке? Идём?
Он распахивает дверцу автомобиля, помогая выбраться наружу. Железные руки обвивают хрупкий силуэт, не давая упасть.
Киваю.
– Ты тоже?
– Конечно, я не могу оставить тебя в таком виде. Ты ведь моя жена как-никак.
– Вспомнил-таки…
Выдыхаю, понимая, что сейчас не место для очередного витка ссоры. Замолкаю, закусывая нижнюю губу, и приваливаюсь к сильному торсу бывшего мужа. Поднимаю на него расфокусированный заплаканный взгляд.
– Никита?
– Да?
В его взгляде сквозит что-то родное. То, что я думала, уже давно утрачено. Похоронено под слоем совместных обид.
– Спасибо тебе за всё.
Вероника
*****
В десятый раз прокручиваю слова полицейского о поджоге. Пытаюсь вспомнить, кому я могла так насолить в последнее время и отрешённо качаю головой.
Нет таких людей.
Нет, естественно, недоброжелателей у меня хватало всегда. И наглые поставщики, недовольные отказом от их продукции, и придирчивые покупатели, не соблюдающие правила ухода за свежесрезанными цветами по моей памятке. И даже владелец цветочного салона, расположенного неподалёку – он неоднократно хотел выкупить мой киоск только потому, что покупатели, как правило, не доходили до него, обратив внимание на мою не слишком яркую, но добротную вывеску и демократичные цены.
Но опуститься до поджога – это для всех слишком.
– Ладно, мы сообщим, если что-то выяснится, Вероника Игоревна. Вы можете быть свободны.
Полицейский устало выдыхает в пшеничные усы, пряча засаленный блокнот в карман. Я тотчас попадаю в хрупкие объятия Юльки. Она раскачивается как китайский болванчик, отчего-то повторяя только одну фразу:
– Прости! Прости! Прости!
Принимается хаотично гладить меня по спине, избегая взгляда. Я осторожно беру её за запястья и встряхиваю, заставляя посмотреть в глаза. Вижу плескающийся на дне тёмных зрачков ледяной ужас и нахмуриваюсь.
– Что случилось?
