«Мои первые встречи с Высоцким связаны еще с первыми спектаклями “Таганки” - “Добрым человеком из Сезуана”, когда происходило становление этого театра. Тогда я еще не обратил особого внимания на Высоцкого. Но после “Галилея”, - а потом и “Гамлета” - отношение к нему меняется.
“Галилей” в исполнение Высоцкого был для меня ближе, чем “Гамлет” в трактовке Любимова и в трактовке Высоцкого. Потому что в “Галилее” поднималась проблема, которой все мы жили тогда. “Мы” - я имею в виду, во всяком случае, прогрессивное крыло партийного аппарата, которое пришло в ЦК (при Хрущеве) из сферы науки, из экономической сферы, из журналистской среды. Проблема “Галилея” была для нас проблемой личного выбора. Игра Высоцкого в этом плане удивительно накладывалась на наше сознание. Особенно два варианта жизненного пути. Вы помните, он дважды проигрывает роль Галилея (в финале) - по-одному и по-другому. Все мы стояли когда-то в жизни перед таким выбором, и это было нам бесконечно близко. В частности, мне...
Я помню наши первые разговоры с Высоцким в этом ключе... Для него они являлись неожиданностью и, мне кажется, импонировали ему. Он никак не ждал, что люди из далекой для него среды, прямо скажем, среды, чуждой ему, политической, разделяют его взгляды на положение в стране, мыслят примерно теми же категориями, что и он. Ему даже казалось, наверное, что они притворяются. Или просто подыгрывают ему. Но когда он стал более часто общаться с нами - с Делюсиным, Шахназаровым, со мной - он понял, по-моему, что это не игра. Мы просто принадлежим к тому же поколению, с теми же умонастроениями, с тем же отношением к жизни, что и он. Вот, насколько я помню, первые наши встречи и разговоры с Высоцким завязались после того, как он сыграл своего Г алилея... ».
Итак, роль Галилея стала очередной ступенькой в деле сближения Высоцкого с андроповцами из сферы политики. Но уже не за горами его сближение с другой ветвью этой когорты деятелей - чекистами. Но пока он сближается... с французской кинозвездой и коммунисткой Мариной Влади. Ему жуть как хочется «назло всем со звездою в лапах». И опять эта связь имеет две стороны: видимую и невидимую. То, что было видно широким массам (и, остается видимым до сих пор, благодаря стараниям либеральных СМИ), подавалось как красивая «лав стори» между советским артистом и французской суперзвездой. Оборотная сторона этих отношений была достоянием немногих людей - тех, кто принадлежал к бойцам невидимого фронта. Впрочем, расскажем обо всем по порядку.
