Оркестр [авторский сборник] | страница 15

Задребезжал телефон.

Я схватил трубку… Звонил папа.

— Ты слыхал, сынок? — спросил он.

— Да, — ответил я, задыхаясь от волнения, — слыхал. Пап, правда, здорово? Теперь Гитлеру конец?

Отец помолчал и потом сказал негромко и очень серьёзно:

— Война — большая беда. Гитлеровцы ворвались на нашу землю. Бои идут вдоль всей западной границы. Мы несём большие жертвы.

— Папа, но мы же победим?

— Безусловно, — твёрдо ответил отец. — Но победа будет нелёгкой. Нелёгкой, — повторил он с ударением. — Я позвоню сейчас в Ленинград и спрошу Мишиных родителей, как быть с ним — отправлять в пионерлагерь или в Ленинград.

Я передал Мише трубку.

— Скажите, пожалуйста, папе и маме, что я хочу в пионерлагерь. Очень хочу. Ведь это последний раз в жизни. Потом мы будем взрослыми, — повторил он мои же слова.

Через час папа позвонил снова.

— Миша поедет сегодня в Ленинград. Так хотят его родители. А ты, если не возражаешь, поедешь в пионерлагерь.

— Да, конечно, — ответил я.

Мы с Мишей приуныли. Жаль было расставаться в такой час. Хотелось вместе дождаться победы. Мы шесть лет просидели с Мишей за одной партой в ленинградской школе, вместе занимались в кружке радиолюбителей, вместе ездили в пионерский лагерь. Седьмой и восьмой классы я заканчивал в Москве, куда перевели на работу моих родителей.

Договорились с Мишей, что, вернувшись из лагеря, я приеду к нему в Ленинград. Август проведём вместе. В том, что война к тому времени закончится, мы не сомневались.

…Через несколько часов пионеры выстроились у клуба. Я оказался в 13-м отряде старших — «последних пионеров». Он был замыкающим. Где-то впереди играл оркестр. Мы двинулись. Родители, обгоняя друг друга, шли по тротуару. Остановились автомобили, давая дорогу пионерам. Шагаем по Садовому кольцу к Курскому вокзалу. А впереди — оркестр, и все мы подчиняемся ему. Он ведёт вперёд, к победе.

На перроне пятьсот пионеров выстроились, как на военном параде, а родители, которым предстояло одним уже сегодня, другим завтра встать на защиту Родины, метались по перрону, разыскивая своих детей… Отец по-мужски пожал мне руку, прижал к себе, мама долго целовала меня. Маленькая вспышка досады обожгла моё сердце из-за блеснувших на глазах бабушки слёз. Я не знал тогда, что не увижу родителей больше трёх лет, что прощаюсь с ними надолго. Никто тогда не знал, что будет Завтра, никто не знал, чем кончится Сегодня.

Мы разместились по вагонам, прилипли носами к окнам. Поезд тронулся. В наступивших сумерках мелькали руки, много, много родительских рук.