Я нашел Бога. Я видел, как раскрываются тайны Bселенной. И я пожалел, что не был достаточно умен, чтобы оставить его в покое.
Я оглядел мужчин, которые все еще стояли в очереди, держа в руках свои нелепые религиозные безделушки, и удивился, почему никто из других мужчин, вошедших в эту комнату, не был так поражен увиденным. Затем, когда я посмотрел в их бессмысленные ликующие лица, я понял ответ. У них была вера, которая защищала их от правды. Они вошли в ту комнату, уже зная, что найдут, и независимо от того, что они испытали, их ответ всегда был бы одним и тем же: Я видел Бога! Их Бога. Христианского Бога. Не было ничего другого, что они когда-либо позволили бы себе увидеть. Вера ослепила их даже в этом потрясающем переживании. Я вошел незащищенным.
Я протянул руку и взял Библию из рук мужчины, который стоял и ждал, чтобы войти вслед за мной. Я продолжал думать о том, что сказал философ Артур Шопенгауэр почти столетие назад: Тот, кто увеличивает знания, увеличивает страдания. У человека есть только два выбора: быть счастливым животным или страдающим богом. Я должен был прислушаться. Я не хотел знать того, что знал теперь. Я не хотел страдать. Я хотел верить. Я хотел стать одной из безмозглых овец, быть счастливым животным, не сознающим абсолютной незначительности каждого вдоха, который я делал.
Я раскрыл Библию и начал читать, пока Вилли помогал мне выбраться из борделя и вернуться в хэтчбек. Я читал отрывок за отрывком, пока мы ехали обратно по дороге в Лос-Анджелес. Я читал об Адаме и Еве и об Эдемском саде. Я читал о Моисее и Десяти Заповедях. Я прочитал о рождении Христа и Воскресении, и начал смеяться. Все, что я мог видеть, - это как эти планеты поглощаются этой безмозглой безжалостной массой. Теперь я знал, что заставило старую проститутку впасть в эту безумную фугу. Она видела правду. Даже не имело значения, была ли она на самом деле Марией Магдалиной или ей, на самом деле, было две тысячи лет или нет. Я никогда больше не смогу ни во что верить. Правда освободила меня.
Перевод: Олег Казакевич
Я исчез внутри нее. Засовывая свой набухший член в ее сморщенный анус со всей силой и страстью какого-то дикаря-эротомана, стремящегося изнасиловать и уничтожить ее, но это она уничтожала меня. Я потянул ее за волосы и шлепнул по заднице. Она поцарапала мне спину и укусила за плечо, встречая каждый толчок своим, зарычала мне в ухо и провела скальпелем по моему соску. Я ненавидел то, как сильно мне это нравилось.
