Мы идем следом за созданием Манна, которое несет перед собой зажженную свечу, освещая путь. Минуем множество комнат, за которыми, как я представляю, находится еще больше монстров, похожих на нашего проводника, и тех, кого нам «посчастливилось» лицезреть. Самаэль на удивление мирно относится к тому, что я держу его за руку. Мне так спокойнее.
— Спальня хозяина, — существо отпирает дверь комнаты и входит внутрь. — Камин исправен, я растоплю его для вас. По ночам здесь бывает холодно, хозяин не любил, когда холодно.
— Я сам, — отвергает помощь воин и собирается вернуть свою руку, но я продолжаю держаться за него. Сказать что-то в присутствии монстра он не решается и терпит мои прикосновения.
— Человеку захочется поесть?
Монстр смотрит на меня, и зажженная свеча впервые дает шанс разглядеть его. Он мог бы быть второй Мадлен, идеально похожим на человека, если бы не отсутствие у него части лица. Ее будто заклеили куском кожи: не видно ни глаза, ни половины носа и рта. Теперь понятно, отчего его речь искажена. Еще у него отсутствует правое ухо и волосы на голове. Он не просто чудовище, он двуликое чудовище. С разными по длине руками.
— Нет, — запоздало отвечаю на вопрос. Хорошо хоть мое пристальное внимание не смущает этих существ. — Я не голодна, — сдохнуть предпочтительнее, чем принимать пищу из рук нечеловеческих созданий. — Я бы хотела поспать, — намекаю на то, что ему пора покинуть спальню.
— Как прикажете, — монстр послушно выходит из комнаты, а я вновь прижимаюсь к Самаэлю, боясь находиться хоть в футе от пугающего создания.
Дверь захлопывается. Мы остаемся одни.
— Надо уходить, — перемещаюсь к окну со всей возможной скоростью, на которую способна, учитывая боль в раненой ноге. Одергиваю плотные шторы. — Мне самой не выбраться, но ты ведь сумеешь вылететь. Они и не заметят нашей пропажи и не смогут поймать.
— Мы никуда не пойдем, — воин подходит к камину и, как и обещал, легко разжигает его с помощью простых спичек и лежащей рядом бумаги.
— Я не останусь здесь, — топаю ногой, возомнив себя черт знает кем, наслушавшись подобострастных речей чудовищ. — Это все противоестественно и неправильно, они неправильные, — указываю на дверь. — Их же там десяток, а то и больше. Тебе, может, и не впервой с такими общаться, но я не выросла в цирке уродов и не привыкла…
— Мои братья и сестры, — Самаэль подлетает ко мне — и клинок кинжала касается открытой шеи, — воины света. Чистые создания, которым Господь доверил охранять таких, как ты. Это вы, люди, порочны и лживы, вы прогнили изнутри, ваши души отравлены, ваши сердца — уродливые комки плоти. Ты недостойна стоять рядом со мной, говорить со мной…
