— Я не сказал, что он идиот, — Штирлиц вздохнул. — Идиосинкразия — это форма аллергии... У меня аллергия на таких нервических барчуков.
— В конце концов, вы служите у меня, Брунн. И перестаньте капризничать... Пусть его пригласит к аппарату Манолетте; дайте-ка старику трубку!
— Он моложе вас, — Штирлиц отчего-то обиделся за своего приятеля. — И не укладывается в постель, подхватив легкую простуду...
Голос Вальтера стал прежним — надтреснутым и ноющим, словно на собственных похоронах:
— Доживите до моих лет, Макс! Как вам не совестно так говорить? Откуда в вашем поколении столько жестокости?
— Я всего на десять лет вас моложе, — ответил Штирлиц. — Одно поколение... Вам пятьдесят семь, мне сорок семь — какая разница?
— Огромная... Когда-нибудь поймете... Не сердитесь на молодого оболтуса... Нацисты попортили ему много крови... И дайте, пожалуйста, трубку Манолетте...
Штирлиц обернулся к бармену:
— Тебя... Он попросит, чтобы ты пригласил к телефону его родственника, паршивого барича...
Манолетте — хоть и держал в баре телефон уже четыре года — приложил трубку к плечу, как и все деревенские жители, неумело, с некоторой опаской:
— Ты еще не умер, мальчик? — прокричал он. — Вообще-то я не против! Твои близкие должны будут угостить нас вашим немецким вином, оно мне нравится, Отто!
Манолетте захохотал, пообещал сходить за Гансом и посоветовал Отто кончать игру в дурака, скоро начнется самый бизнес, а он намылился в Байрес, какой толк от эскулапов, одни расходы...
...Ганс, видимо, несколько отогрелся, потому что нос его не был уже таким синим; не глядя на Штирлица, он подошел к телефону и набрал номер:
— Ты просил меня позвонить, дядя Отто?
Видимо, то, что он услышал, заставило его крепко прижать трубку к уху и повернуться к Штирлицу и Манолетте спиной; несколько раз он хотел возразить, но, видимо, Отто Вальтер грубо его обрывал; наконец, положив трубку на стойку, Ганс, не глядя на Штирлица, сказал:
— Он просит вас к аппарату.
Голос у Отто снова был умирающий, в чем только душа держится:
— Макс, сейчас он принесет вам извинение... Выпейте с ним за мой счет и позвольте мне, наконец, заняться здоровьем, оно того заслуживает...
— Хорошо, хефе... Пусть извиняется при Манолетте, мы выпьем за ваш счет и попробуем вместе поработать... Но вы же меня успели немножко узнать: если ваш родственник позволит себе такой тон и впредь, то, не обижайтесь, я уйду, оттого что помню древних: если говорят, что благороднее родиться греком, чем итальянцем, так пусть добавят: почетнее быть рабом, чем господином...
