На «Бармаглоте» моим первым большим открытием были актеры: я понял, что, в отличие от «пайтонов», настоящие актеры слушают, что ты им говоришь, и довольно часто так и делают. «Пайтоны» на любую просьбу начинали огрызаться: зачем, мол, это делать, это неудобно. Дальше нужно было на них давить: «Слушайте, сукины дети, вы написали этот скетч, и, если вы хотите, чтобы мы его сняли, нужно сделать так, так и так». Я все время работал нянькой и под конец сильно от них устал. А теперь достаточно было сказать: «Макс, ложись вон там, и мы измажем тебя глиной», и актер шел и послушно выполнял все мои распоряжения. Мне трудно было в это поверить; собственно, этим режиссер и должен заниматься.
Как раз тогда немецкая телекомпания закончила съемки «Женитьбы Фигаро», и декорации еще стояли нетронутые. Это был не тот период, все в них было не то, но я решил, что мы их возьмем. В итоге мы купили эти декорации за пять тысяч фунтов, то есть за ту сумму, которую им бы пришлось платить за снос, и переоборудовали их в средневековый купеческий дом. В Шеппертоне были еще отличные уличные декорации, оставшиеся от картины «Оливер!», — из них сумели сделать средневековую улицу. Мы были едва ли не последней группой, которая смогла ими воспользоваться; сейчас в Британии постоянных декораций не осталось[148].
То есть «Бармаглот» полностью снимался в студии?
Нет, у нас было два настоящих замка: Пемброк и Чепстоу. Собственно, мне нравится смешивать реальные вещи с только что выстроенными: если все сделать правильно, можно надеяться, что зритель не заметит разницы. Еще я обожаю подбирать где попало разные ненужные вещи; я то и дело ходил на задворки и таскал декорации из куч, предназначавшихся для сжигания. Там как раз снимали одну из «Розовых пантер», и Блейк Эдвардс выстроил на задворках целый замок[149]. Мне хотелось этот замок использовать, но они нам не разрешили, поэтому я стал таскать у них разные куски — то, что они все равно уже выбросили. Там была сточная труба, и я специально написал сцену для этих декораций — в конце концов мы же собирались снимать предельно непристойную картину. В общем, появилась сцена, в которой Майк решает, что он нашел нужную лазейку в город, а потом соображает, куда он забрался. Но люди с «Пантеры» узнали, что мы задействуем эти декорации, и, перед тем как выбросить, все переломали. Блейку Эдвардсу было легче все сломать, чем дать нам их переделать, притом что никто бы никогда не догадался, что это одни и те же декорации. Мы снимали как партизаны: воровали и тащили все, что только можно.
