Терри Гиллиам: Интервью: Беседы с Йеном Кристи | страница 52
Когда я теперь оглядываюсь назад, мне трудно понять, как нам удалось уложиться в сроки и бюджет, но лучше мы все равно не умели и старались как могли. Мы с Терри разошлись во мнениях, уже когда добрались до монтажной. Помните последнюю сцену с Черным Рыцарем? Мы с Грэмом сидим в лесу, то есть за нами — чернота. Дальше идет переход на Черного Рыцаря, за ним светло; потом снова идут кадры со мной и с Грэмом на фоне черноты. Терри настаивал, что выглядит все это так, как будто речь идет о двух совершенно разных местах, и требовал переснять эту сцену. Меня это все достало, я просто встал и ушел — без меня они все равно ничего переснять не могли. Терри человек очень настойчивый — ругаться он любит еще больше, чем я; иногда мне приходилось сдаваться, потому что бороться смысла не имело. Потом я возвращался в студию поздно вечером и перемонтировал все, что было сделано за день, — и он ни разу этого не заметил. Порой доходило до идиотизма, но в конце концов мы оба были довольны, и все получилось.
Уже тогда поражало, а сейчас удивляет еще больше, насколько серьезным средневековым фильмом был «Монти Пайтон и Священный Грааль», при всей пародийности его подачи. Даже Лесли Хэллиуэлл[134] не смог удержаться, чтобы не похвалить этот фильм за «удивительно осмысленную визуализацию Средневековья».
Мы восхищались картинами Боровчика «Гото» и «Бланш», мы любили Пазолини, так что к делу мы подходили с той же серьезностью, что и наши любимые режиссеры. Мы снимали комедию, но при этом не хотели, чтобы она воспринималась как легкий развлекательный жанр. Не припомню, чтобы до нас много режиссеров-комедийщиков с той же серьезностью относились к ощущению места, — даже фильмы Мела Брукса в этом отношении скорее напоминают пастиш. А мне было важно сделать декорации максимально правдоподобными, чтобы мы на их фоне смотрелись как можно более ошеломляюще. Мы все были энтузиастами кино, нам хотелось снять эпос — только у нас не было денег, чтобы снять его должным образом. Но, думаю, ограничения только улучшили фильм, потому что, если бы у нас были деньги на настоящих лошадей, нам бы не пришлось придумывать трюк с кокосовыми скорлупками, а весь смех именно в нем[135]. Бедность спасла нас от посредственности, к которой мы стремились!
От эпоса в духе Сэмюэла Бронстона[136] — типа «Эль Сида» или «Падения Римской империи», хотя и в этих фильмах можно много чего найти.
Мы действительно хотели, чтобы наш фильм выглядел так же богато, но держали в голове еще и бергмановскую «Седьмую печать»