Но при всем при этом Библия и Церковь сделали свое дело, и у меня сложился определенный взгляд на мир, и он до сих пор никуда не делся, — взгляд, который предполагает, что есть добро и зло, есть ответственность, грех и наказание. Я очень люблю библейские истории: ты сидишь посреди всех этих зеленых просторов, среди этого холода и читаешь о людях пустыни, которые пересекают на верблюдах огромные горячие пространства, об армиях, кочующих с места на место... Потом я полюбил эпические фильмы, потому что там обнаружились все те же истории. Десятки тысяч людей, принимающих участие в эпических событиях. Библейские образы, библейский символизм тоже там присутствовали, разве что на каком-то ином уровне; все это накапливается, и вот я обнаруживаю, что и сам постоянно использую их для самых разных целей. Был такой автор, Мэнли Холл. Он написал книгу «Тайные учения всех времен», там представлены разнообразная эзотерика и тайное знание; там была куча картинок с разными треугольниками и пентаграммами — такие вещи мне всегда нравились[26]. Мой отец был масоном, мне страшно нравилось его кольцо — с лучами, треугольником и буквой «G» (я так и не выяснил, что она обозначала: «Гиллиам» или «Господь»). Мне кажется, в какой-то момент ему очень хотелось, чтобы и я стал масоном, но я не проявил должного интереса, а он не особенно старался меня привлечь. К тайному знанию масоны всегда относились очень серьезно, я же ко всему этому равнодушен и всегда больше интересовался тем, что считал реальным миром... Ну и рыцарскими историями.
Однако они в конце концов тоже стали «реальными» — когда появились фильмы.
Собственно, в этом-то и проблема. Я пытаюсь снова обнаружить тайну. В детстве нет нужды ее искать, она всегда рядом. Библию я воспринимал буквально, но с возрастом поменял свое отношение, потому что это стало смешно. Кино мне нравится именно своей вещественностью, и на определенном этапе это здорово, но лет в шестнадцать-семнадцать я бежал от буквализма, мне казалось, что я упускаю самое главное. Я стремился уйти от буквализма, но если бы у меня было иное воспитание, мне было бы просто не от чего уходить.
Вокруг меня всегда присутствовала религия, — собственно, на это я и реагировал, поскольку видел, сколько лицемерия и ханжества с ней связано. Хотя в какой-то момент я даже собирался стать миссионером: у меня была стипендия в Западном колледже[27], который щедро финансируется пресвитерианской церковью, несмотря на предельный либерализм и светский характер этой школы.
