Ну, читая ваши рассказы, человек задается вопросом, какой вы человек, потому что многие ваши персонажи — очень мачо. Один рассказ называется «Мужик» — там приходит женщина, а парень этот — судомой, и она ему рассказывает, какой он хороший человек. Все заканчивается тем, что он ее бьет, а потом тушит бычок ей о запястье.
И опять это не вполне выдумка. Был такой парень. Я просто оттолкнулся от воспоминаний о нем и написал его заново. Он — не я. Я очень нежен со своими женщинами. Из всех знакомых женщин я ударил только двух. И это... это очень хороший результат, если учесть, скольких я знал. Но два раза они меня достали. Вообще я человек очень мягкий, очень терпимый. Стараюсь понять, что их беспокоит.
Когда вы пишете рассказы, вас заботит смысл или скорее, так сказать, «игра»? Ведь у вас в рассказах много «игры» — вы пишете ради чистого восторга необычайного, странного, причудливого, иного.
Вы правы. Я тащусь оттого, что исследую эти области. В стихотворении я скорее держусь у самого источника. А в рассказах несусь во весь опор; в рассказах я развлекаюсь; это, можно сказать, мой естественный оттяг. Они расслабляют. Иногда я даже пишу рассказы, которые людей расстраивают, — намеренно, только ради этого и пишу. Н-да, рассказы — мой естественный оттяг, мой расслабон; а потом я возвращаюсь к стихам. Так и прыгаю взад-вперед. Одно помогает другому.
Вы много себя редактируете?
Рассказы — нет; обычно они прямо так и выходят. Меняю строку-другую, если неуклюжие. Стихи я редактирую гораздо больше. А рассказы — они выходят сами.
Хью Фокс[97] написал о вас книгу, где сказал, что вы, в сущности, подпольный писатель и поэтому крупные нью-йоркские издатели вас не берут.
Нет. Тут все иначе: я завязан на «Блэк спэрроу», и вообще-то нью-йоркские издатели выходили на меня с какими-то предложениями. «Даблдей» хотели сделать книгу избранных стихов. Но Мартин, знаете, из «Блэк спэрроу», сказал, что уж лучше он сам сделает. Кроме того, «Вайкинг пресс» хотели перепечатать «Почтамт», но Мартин слишком много запросил за права, вот они и не стали. По-моему, хотел сорок тысяч долларов. Поэтому в каком-то смысле я писатель подпольный, а в каком-то чертовски рад, это позволяет мне оставаться сравнительно на уровне. Бедность хорошо очищает, понимаете.
Да, Фокс назвал вас радиоактивным, и я подумал: напечатай вас крупное издательство, повредило бы это вам как писателю?
Кто знает; само собой, есть немалый шанс, что все бы порушилось. Женщины стали бы помоложе, посимпатичнее, и ездил бы я на машине получше и, может, по всему по этому потерял бы сноровку.
