Чарльз Буковски: Интервью: Солнце, вот он я / Сост. Д. С. Калонн | страница 36
БУК: Про него я ничего не слышал — он, наверное, бросил, и все. Очень хороший. Иногда такие берут и бросают. Хорошие бросают, а плохие все пишут и пишут.
БР: Когда выйдет следующий номер «Лаф литерари»?
БУК: Номер три появится где-то в феврале — у нас там очень неплохие стихи. Всё хочу бросить, но постоянно присылают стихи, которые мне нравятся, и я говорю: «Кто-то же должен это опубликовать». Все-таки я романтик.
ДЖО: Да, это правда, об этих людях должны узнать...
БУК: Странно, знаете, в основном я получаю по почте всякую дрянь. И конверты распечатываю с большой неохотой — и вот время от времени там тебя ждет сюрприз. Например, один парень прислал нечто под названием «Замок Барнетта», и я сказал: «Боже мой, какой отличный парень!» Поэтому я ему написал: «Я никогда о вас не слышал», а он ответил: «Ну, я раньше писал, а потом пятнадцать лет занимался бизнесом, а теперь стал писать снова». В общем, очень странно. Бывают странные люди, которые писать умеют. То есть они не великие писатели, но пишут очень хорошо. Я про это стараюсь никогда не забывать, и все отлично.
БР: Вы помните свое предисловие к «Гитлер писал розы» Стива Ричмонда — в серии «Поэты Земли»[68], номер один? Замечательное и очень значимое. У меня тут пара отрывков: «Вот лишь один человек брошен наземь, голым пузом, видит глазом. Да, я сказал «глазом». Большинство из нас — прирожденные поэты. И лишь когда наши старейшины до нас добираются и давай учить тому, чему они нас учат, поэт умирает».
БУК: Ну. Это правда. Вам объяснить?
БР: Нет. «Наши поэты и государственные мужи, наши возлюбленные почти не оставили нам того, чему можно доверять». Это и я некоторым образом ощущал.
БУК: Это как у детей. Знаете, они очень сообразительные между тремя и четырьмя с половиной. Могут сидеть и всякое рассказывать. Они как древние философы, потому что их ничему еще не учили снаружи. У них уже есть эдакое знание внутри — они с ним родились, и в нем еще никто не ковырялся. У меня с моей малюткой изумительные бывали разговоры, когда ей было три или три с половиной. Она меня ошеломляла тем, чт`о говорила, а один мой друг рассказывал мне то же самое про своего. Но потом их отправляешь в школу, и все они становятся на одно лицо, понимаете. Вот моя малышка однажды нарисовала картинку — кто-то ей прислал карандаши. Она только в первый класс пошла. И картинку нарисовала такую: маленькая девочка и в каждой руке у нее по американскому флагу. Я сказал: «Ну что, они с ней времени не теряли». Только один флаг она нарисовала неправильно — синий у нее был по краю, а не у древка. Я не то чтобы антиамериканец — я просто говорю, что зря они не теряли времени. Дайте мне трехлетку, и у нас получится поистине интересная беседа.