Серж Гензбур: Интервью / Сост. Б. Байон | страница 98
В 1979 году в издательстве «Галлимар» выходит небольшая повесть Гензбура Evguénie Sokolov / «Евгени Соколов». Критики, мягко выражаясь, не оставили эту книгу без внимания, они выразили надежду, что этот первый роман автора окажется и последним. Герой повести — художник, ведущий богемный образ жизни, в каком-то плане это alter ego Гензбура. Художника вдруг настигает громкая слава. Критики трубят о «гиперабстракции», о «формальном мистицизме», о «редкой эвритмичности». Но чем лучше продаются картины, тем хуже становится самому художнику.
Эта книжечка потребовала шести лет работы. Я делал немало достаточно серьезных выписок, предпринял розыски на медицинском факультете, приобрел несколько научных монографий. В целом это не бог весть что, но точно и крепко выстроено.
Смех, который мог бы увенчать чтение моей книги, — это единственный нервный смешок, поскольку мой текст в высшей степени трагичен. «Евгени Соколов» — это автобиография, взятая под широким углом, то есть с искажениями, дикими искажениями, напоминающими манеру Фрэнсиса Бэкона.
Текст вызывает отвращение, но он позволил мне ощутить ностальгию по всему тому, что мне не случилось сделать в живописи. Евгени — тип, который сознательно разрушает себя, поскольку жаждет славы, и слава разрушает его. Так что здесь есть автобиографические моменты.
В телепередаче «Ах, вы пишете» ведущий Бернар Пиво[263] расспрашивает Гензбура о книге.
Евгений Соколов — кто это?
Изначально это я. С искажением в духе Фрэнсиса Бэкона. Мне хотелось говорить о художнике.
То есть я вас неверно понял?
То есть это трюкач, ведь я и сам трюкач.
В юности вы были художником?
Тридцать лет назад. С Андре Лотом[264] и Фернаном Леже[265].
Следовательно, эту книжечку следует воспринимать как памфлет, направленный против живописи?
И всех карьерных фокусов, каковы бы они ни были.
Уж вам-то, как-никак профессиональному провокатору, они хорошо известны, не так ли?
Да, но это сильнее меня, для меня провокация — это динамика. Мне хочется встряхнуть людей. Когда вы их встряхиваете, выпадает несколько монет, удостоверение личности, военный билет... Если не провоцировать, то мне не о чем будет говорить.
Телевидение вам больше нравится, чем открытые концерты?
Да, телевидение — это мое. Крупный план моей физиономии обычно впечатляет публику. А вот на сцене я чувствую себя как-то неуклюже.
На телевидении я часто давал дурацкие интервью, но я совершенно об этом не жалею. Мне органически необходимо устраивать разборки, скандалить, говорить грубости, шокировать людей. Только так я могу выжить в эфире. Слава богу, я давно понял, что во время интервью мне можно шутить, болтать глупости или нецензурно ругаться, иначе я ударяюсь в рассуждения, начинаю говорить что-то заумное и невнятно. Так нельзя. Это неправильно. Хорошо, что никто не мешает мне выходить за рамки дозволенного!