БАЙОН: Бокал хрустальный или стеклянный?
С. ГЕНЗБУР: Из общепитовских стаканов я не пью. Предпочитаю риск.
БАЙОН: А ты бы хотел, чтобы это произошло как-нибудь иначе?
С. ГЕНЗБУР: Ого! Смерть от убийственного минета? Эта китайская пытка описывается в «Саду пыток» Октава Мирбо[50] и заключается в семи последовательных минетах. На седьмом ты уже харкаешь кровью. Вполне приемлемая смерть.
БАЙОН: А он не мог произойти случайно, этот свинцовый передозняк?
С. ГЕНЗБУР: Передозняк, но через посредника. Я бы сказал ему спасибо за то, что он для меня сделал.
БАЙОН: Ты не думал об этом, когда умер Леннон[51]?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Я думал об этом во время страсбургских событий[52]. А еще когда пел «Бог — еврей» и «Ностальгия — товарищ»... в 1981-м. Ну, в общем, я сам нарывался[53].
БАЙОН: Насчет «Бога — еврея», то дело еще, судя по всему, зашло не так далеко, ведь ты умер только... в восемьдесят девятом?
С. ГЕНЗБУР: Да, да. У меня все развивалось по нарастающей. Так уж я был устроен.
БАЙОН: А в Страсбурге тебе показалось, что «это» подобралось к тебе ближе некуда?
С. ГЕНЗБУР: М-да. В карманах были припасены стволы и бутылки с зажигательной смесью. Как с одной, так и с другой стороны.
БАЙОН: В Страсбурге и жизнь била через край: вокруг тебя, с тобой были люди; чувствовалось драматическое напряжение...
С. ГЕНЗБУР: Политика. Ощущение как на митинге.
БАЙОН: А тебе бы понравилась смерть политическая?
С. ГЕНЗБУР: Политическая или поэтическая?
БАЙОН: Если бы ствол вытащили в тот момент, когда ты пел «Марсельезу», и выстрелили, это была бы политическая смерть, нет?
С. ГЕНЗБУР: Уже столько людей умерло, распевая «Марсельезу»... На одного стало бы больше.
БАЙОН: И все же это было бы чертовски парадоксально...
С. ГЕНЗБУР: Чертовски парадно и сально.
* * *
БАЙОН: Итак, ты уверен, это не могло произойти по-другому?
С. ГЕНЗБУР: В больнице? Я бы скорее сам себя прикончил. Предложить себе помощь... в оказании себе последней помощи.
БАЙОН: А ты раньше представлял, что все произойдет именно так?
С. ГЕНЗБУР: Я часто об этом думал... Например, я думал об этом в восемьдесят первом... И в восьмидесятом тоже, потому что мне угрожали смертью, когда я пел «Марсельезу». И...
БАЙОН: Угрозы антисемитского характера?
С. ГЕНЗБУР: Да, да, «Размажем падлу!»[54] Хотя это носило эпизодический характер.
БАЙОН: А ты думал об этом, когда был моложе?
С. ГЕНЗБУР: После первого сердечного приступа[55]. Тогда я решил... Я сказал себе: «Против жизни противоядия нет». До этого я никогда об этом не думал.
