БАЙОН: В твоей жизни много ли женщин говорили тебе такие важные слова, как «я тебя люблю»?
С. ГЕНЗБУР: Гм, гм, мне кажется, «я тебя люблю» говорили мне все женщины. Все.
БАЙОН: А сам ты это говорил?
С. ГЕНЗБУР: Я? Никогда. Я не умею! Я это чувствую, а как об этом сказать, не знаю.
БАЙОН: Значит, из стыдливости, а не из принципа?
С. ГЕНЗБУР: О нет, не из принципа! Какие еще принципы в постели? Я не умею об этом говорить; говорит сердце... ну, сердце не сердце... а рожа уж точно! И член тоже. Я знаю, а высказать не могу. Не могу!
Зато люблю слушать, когда это говорят мне.
Вот это да! Вот это называется подготовился! Посмотрите только! (Восхищенно рассматривает заметки и черновики с вопросами интервью.)
БАЙОН: Это только начало!
С. ГЕНЗБУР: Ну уж нет, хватит. Пошли есть.
Эксгибиционизм
БАЙОН: Теперь про эксгибиционизм. Поясню: существует некий гензбуровский эксгибиционизм, так сказать, по доверенности; это значит, что он фотографирует своих спутниц в таком виде...
С. ГЕНЗБУР: Только не «спутниц»! Какая гадость!
БАЙОН: Ладно, ладно. Найди другое слово! Э-э, вот в чем вопрос. И кстати, хороший вопрос.
С. ГЕНЗБУР: Своих девчонок. Своих... подружек. Подруг.
БАЙОН: «Своих подруг»! Как хило! Итак, ты фотографируешь друзей, если представится случай, в чем мать родила, чтобы предложить их...
С. ГЕНЗБУР: «Если представится случай» — это ты ловко ввернул.
БАЙОН: И если представится случай, ты используешь их также в своих пластинках.
С. ГЕНЗБУР: В фильмах.
БАЙОН: Что ты получаешь от этого?
С. ГЕНЗБУР: Кайф? Никакого особенного кайфа от этого нет. Тот же эстетический демарш, который возвращает меня к живописи. Я вовсе не хочу сказать: «Смотрите, какую чувиху я мудохаю». Ничего подобного. Нет, моя установка иная. Я говорю иначе: «Она красива? Вот она! Смотрите!» Вот как! Но это ни в коем случае не пошлятина: «посмотрите, какой звезде я сейчас засажу...» Я никогда не думал о такой пошлости. Девчонка красива, а значит, заслуживает того, чтобы ее сняли. И все. Нет здесь никакого эксгибиционизма. Но, с другой стороны, это не значит: «вот какой я мачо, и эту чувиху я уже отмудохал», нет, я никогда не доходил до такой гнусности.
БАЙОН: Все равно. Хочешь ты этого или нет, а такое ощущение, будто ты заставляешь публично разделять если не все, то хотя бы часть своих удовольствий.
С. ГЕНЗБУР: Это возможно. Но это уже не моя проблема. Могут быть искаженные представления о том, что я делаю, но я все равно в высшей степени чист и что бы там ни говорили, вовсе не извращен. А если извращения все же имеются, то только в горизонтальном положении.
