Я ей отомстил в шестидесятом. В 1960 году.
БАЙОН: Ах вот как? То есть?
Месть
С. ГЕНЗБУР: В 1960-м я написал «Слюна на губах»[145] и хотел поехать в Алжир. В то время в Алжире было опасно. Все мне говорили: «Ты спятил, тебя грохнут», — а я отвечал: «Мне по фигу, я еду». Потому что юные алжирки и алжирянки подсели на «Слюну на губах». И я поехал.
А там как раз грохнули директора телевидения; он получил три пули прямо в будку — но не умер — и... Ну а моя передача так и не вышла в эфир, но мне принесли визитную карточку: «Ольга Толстая», — там была, конечно, другая фамилия, ведь она к этому времени уже успела выйти замуж. И тут, вижу, входит эдакая дурища — я узнал ее по улыбке — и спрашивает: «Вы меня не помните?» И задрожала вся: ведь я уже был Гензбуром. Ее аж колотило; так, видно, хотелось, чтобы я ее отлитературил. А я — я послал ее в жопу.
Вот такая месть.
БАЙОН: Из Монте-Кристо.
С. ГЕНЗБУР: Скорее, двадцать лет спустя.
БАЙОН: Хорошо. Я как раз собирался задать вопрос об обломах. Самый ужасный облом, который случился с Сержем Гензбуром, — это тот, о котором ты только что рассказывал? Хотя это не настоящий облом, раз ты ее все же соблазнил...
С. ГЕНЗБУР: Пф! Ну уж соблазнил...
БАЙОН: Во всяком случае, заворожил.
С. ГЕНЗБУР: Ну, было несколько актрис, которых я чухал, но не... — не вижу никакого интереса в том, чтобы... — но это были не обломы.
БАЙОН: А облом — это действительно...
С. ГЕНЗБУР: Жестокая обида.
БАЙОН: Унижение.
С. ГЕНЗБУР: Думаю, что та девчонка, ну, барышня Толстая, меня действительно... Я тогда не захотел ее терроризировать, а она повела себя как последняя стерва. Ужас!
БАЙОН: Но когда ты с ней встретился потом, у вас что-то получилось?
С. ГЕНЗБУР: Нет. Она слиняла. Дети, жизнь, хозяйственные заботы... Да и вообще, она была какой-то бездарной. А я был я. Да, думаю, именно так: самое худшее произошло из-за нее. Я очень сильно страдал, нет, правда. Она была смазливая, а я был олухом, как и все мальчишки — ну не мальчишки, а подростки, — я ужасно страдал от ее уверток, от этого... — как говорят, когда кто-нибудь винтит из армии?
БАЙОН: Комиссовать? Дезертировать?
С. ГЕНЗБУР: Вот-вот, от ее дезертирства. Думаю, это было именно так. Это было ужасно, ужасно. И, наверное, именно она, эта Толстая, повлияла на мое женоненавистничество, мои женоненавистнические тексты.
БАЙОН: С другой стороны, это дает тебе некую литературную преемственность...
А сейчас я бы хотел, чтобы мы прервались на две секунды, потому что мне надо...
