Вначале интервью поскрипывало от скованности, от неуместных тем, от неудачных формулировок, затем все же выправилось, вошло в колею, наладилось, и вот после двух часов записи оказалось — ах, какой стыд! — что все это время пленка оставалась чистой. Интервью не записалось, Гензбур выговаривался зря. Сто двадцать минут утекающей песком девственной тишины вместо законно ожидаемого отчетливого осквернения. Какое фиаско! Кто виноват? Теперь уже непонятно. Кто нажал на кнопку «стоп»? Наверняка Г.
После ярости, досады, желания все отменить, перенести нам не оставалось ничего другого, как — в приступе отчаяния — попробовать еще раз.
В итоге получился этот текст, результат утраты или репризы, некое сочетание сладострастия и безразличия, смесь чуть ли не комедийного кривляния и едва ли возможного возбуждения, след и следствие пусть технического, но все же непростительного сбоя. Головокружительное затягивание, затем ощущение пустоты. Как новый первородный грех, который можно свести к формальному огреху, не тяжкому, но омрачающему наивысшее удовольствие. Как если бы генз-бурная оргия начиналась с конца: всеобщее бессилие, и ну его на хер.
БАЙОН: Речь идет о криках из Love on the beat[114].
С. ГЕНЗБУР: Это класснюче!
БАЙОН: Класснюче? Да это же вопли.
Шумы
С. ГЕНЗБУР: Ну разумеется, когда чувихе кайфово, она же кричит, разве не так?
БАЙОН: Да, но здесь-то какой кайф? Это...
С. ГЕНЗБУР: Ну да. Скорее боль. Это уже из разряда камикадзе. Потому что... могу тебе сказать, кто это: камикадзе — это Бамбу, но если я углублюсь в технические детали, мне попадет. Часто говорят: «Что он с ней делает? Он ее что, убивает?» Поэтому в «Я тебя люблю, я тебя тоже нет», где Джейн[115] воет, как перед смертью (что мы, кстати, пережили на самом деле), Джо Далессандро ей говорит: «Шлюхи трахаются молча».
У меня из головы не выходит один эпизод: когда я был еще совсем зеленым, одна шлюха, маленькая такая симпатичная шлюшка, лежа подо мной, не прекращала жевать жевательную резинку. Это был ужас. Просто жуть.
Итак, одни постанывают, другие попискивают, как крысы или... не знаю... но это все неправильно: они должны выть и кричать.
Деградация
БАЙОН: Если сравнивать с тем, о чем мы говорили раньше, здесь уже попахивает какой-то жестокой изощренностью. Это уже...
С. ГЕНЗБУР: Изощренность? Извращенность. Изысканность в деградации. Но деградировать — это и значит сублимировать.
БАЙОН: Вот-вот. От пластинок Гензбура остается ощущение стереотипного преувеличения, которое кажется наигранным: «Ядра...», «шланг», «меж твоих ног», «болт»... Ну а в жизни? Твои человеческие мерки?
