Не хватило совсем немногого, но оставалась надежда, что ритуал можно продолжить – с того самого места, на котором его остановили…
Дана не знала, сколько времени прошло с той минуты, как она вошла в кабинет Валахова. Она трудилась без устали и остановилась только тогда, когда в тусклом свете лежащего на подоконнике фонаря разглядела: портрет, который она так долго искала, предстал перед ее взором.
Девушка схватила фонарик, отступила назад и направила луч на стену.
Валахов запечатлел себя стоящим в полный рост, опираясь на трость. Лицо его, начисто лишенное привлекательности, с грубыми, тяжелыми чертами, нависшими бровями, было тем не менее величественным. Значительным.
Похороненный под обоями и толстым слоем штукатурки, портрет не потерял красок, не потрескался и выглядел так, будто его написали совсем недавно. Взгляд художника, устремленный прямо на Дану, казался живым. Глаза сверкали яростным блеском, требуя, вопрошая.
– Сейчас, – вслух произнесла она, обращаясь к нему, будто он мог ее слышать. – Я все сделаю.
Дана взяла с подоконника рюкзак и достала оттуда большое, около тридцати сантиметров в длину, зеркало. Включенный фонарик скатился на пол и погас. Ничего, теперь уж неважно.
Вот он – тот самый миг, ради которого все затевалось! То, ради чего она бегала по инстанциям, сражалась с тупоголовыми чиновниками, часами корпела над бумагами и в итоге пошла на риск, забравшись в Тихий дом.
Дана взялась за зеркало двумя руками, повернув его таким образом, чтобы в нем отразился портрет, подошла ближе к стене и медленно подняла высоко над головой. В зеркальной поверхности должно было отразиться лицо Валахова. Ритуал, который с перепугу прервала глупая невежественная бабенка, завершится прямо сейчас!
Девушка надеялась, что Валахов, вернувшись из места, где он, как джинн в бутылке, был заточен все эти годы, выполнит свое обещание: тому, кто согласился помочь ему воскреснуть, будет даровано многое. Всё! И она знала, о чем попросит.
Но минуты шли, однако ничего не происходило. В комнате было так же темно и абсолютно тихо. Тишина казалась неестественной: ни единого звука из коридора или других помещений, как будто она была в доме совсем одна.
«А если ничего не выйдет? Если все это ошибка, иллюзия? Что мне тогда останется? Уйти отсюда, выскочить замуж за Артема, нарожать ему детей, защитить диссертацию и до конца дней жить скучной, убогой, зависимой жизнью?»
На душе сделалось так тоскливо и муторно, что даже волнение куда-то пропало. Дана перестала верить, что задуманное осуществится. Поднятые кверху руки затекли, и она уже собралась опустить их, как обстановка вокруг начала меняться.
