Что-то тревожно тенькнуло у меня в голове, и я уставилась на камешек, нахмурившись и припоминая разговор, который слышала в доме на Гагаринской.
– Как ты сказал? – переспросила я. – Из Намибии? И давно он у тебя?
– Неделю, – Анчуткин даже порозовел от удовольствия, что я разделила его интерес к артефакту. – Кош Невмертич выписал специально для нашей лаборатории.
– Слушай, Боря, – я пересказала Анчуткину разговор ректора со скрипучим голосом. – Странное совпадение. Ты не думаешь, что твой отец жив?
Анчуткин слушал меня, приоткрыв рот, и бледнел на глазах, а потом насупился и долго молчал, уставившись на камень.
– Может, ты что-то не так поняла? – неуверенно спросил он и посмотрел на меня с надеждой.
Будто ждал, что сейчас я скажу: «Само собой, Боренька! Это мне что-то не то послышалось, и про Намибию у меня в голове нечаянно сложилось – я же только и думаю, что про какую-то Намибию, о которой до этого и слыхом не слыхивала».
– Всё верно поняла, – сказала я резко. – Не хочешь узнать про своего отца – так и скажи.
– Почему, хочу… – забормотал он, опуская глаза.
– Ты говорил, он погиб, а он жив.
– Спрошу у бабушки, – невнятно ответил Анчуткин, и стал распихивать камни и коробочки по полкам сейфа, отвернувшись от меня. – А Щука совсем сдала – на каждом занятии очки теряет…
Он старался перевести тему и уйти от разговора об отце, и я со стуком поставила на стол кружку с чаем.
– Не хочешь говорить – и не надо, – сказала я сухо. – Пошли на занятия, ленты скоро начнутся.
Анчуткин суетливо убрал чайник, выдернул из розеток все шнуры, и мы пошли вниз, спускаясь по запутанным лестницам и проходя узкие коридорчики.
На четвертом этаже в коридор перед нами вынырнул Облачар. Он торопливо семенил короткими ножками, отдувался, хватаясь за сердце и бодро лопотал, рассказывая кому-то:
– Тут у нас лекционные залы… Здесь – по песнопениям… здесь по артефакторике…
И тут в коридор следом за Миляном Марковичем вышел мужчина – огромный, как медведь. Ростом он был точно выше двух метров, и в ширину тоже был метра два. Русые волосы косой волной спадали на лоб, и он по-мальчишески сдул их, оглянувшись на нас. Улыбнулся, кивнул и пошел за Облачаром, размахивая ручищами – крепкими, с широкими ладонями, на которых я вполне могла бы станцевать.
– А это кто? – спросила я у Анчуткина.
Похоже, за полторы недели, что я пропустила, в «Иве» прибавилось неординарного народа.
– Не знаю, – ошарашено ответил Анчуткин. – Наверное, это наш новый преподаватель по физическому воздействию. Я слышал, Кош Невмертич говорил, что надо преподавателя для магии ближнего боя…
