Василиса Опасная. Воздушный наряд пери | страница 18
– А вам? – дерзко спросила я. – Вам лично я могу довериться?
Лицо его смягчилось, и жесткая морщинка в углу рта разгладилась.
– Можешь, – ответил он коротко.
Мы помолчали, и ректор добавил:
– Я очень надеюсь на твое доверие.
Нужны мне были его надежды на моё доверие!
– Почему теперь вы ведете себя со мной, как папочка?! – я сделала шаг по направлению к нему. – Я не ребенок, и вы уже не раз…
– Я – не папочка, – отчеканил он, и серые глаза стали холодными. Как лёд. – Я – ваш преподаватель, барышня Краснова. Что было раньше – то было и быльём поросло. У вас впереди четыре учебных года и ни минуты размышления о глупостях. А теперь – марш в постель.
От этих слов я встрепенулась, потому что прозвучали они двусмысленно, но Кош Невмертич тут же развеял мои надежды.
– Уже почти три часа, а вы до сих пор не спите, – он указал на настенные часы. – Птенчикам пора в гнёздышко. Особенно после таких волнений.
– Но я не хочу спать!
– Вижу, что по-хорошему вы никак не понимаете, – произнес ректор и прищелкнул пальцами.
Меня словно подхватил невидимый вихрь и вмиг вытолкал из кухни, подпнув воздушным потоком на второй этаж, к спальне. Когда я обернулась и открыла рот, чтобы запротестовать, то задохнулась от ледяного порыва ветра прямо в лицо и проглотила все слова, закашлявшись.
– Спокойной ночи, – донеслось до меня из кухни. – Надеюсь, вы проявите благоразумие!
3
Мне пришлось просидеть полторы недели в доме на Гагаринской. Это больше походило на заточение, потому что Кош Невмертич настоятельно просил не встречаться с родителями и бабушкой, не созваниваться с однокурсниками и друзьями, и не выходить на улицу.
Разумеется, я подчинилась. После того, как он распекал меня за глупый поход в «Седьмые небеса», мне, вообще, хотелось запереться на месяц и никого не видеть. Особенно ректора.
Но я и так видела его очень редко – чаще всего, когда он уже выходил на улицу, где его ждали Трофим и «Лексус».
Я получала сухие и однообразные инструкции: «молчать-сидеть-смирно-не-совершать-глупостей», – и оставалась одна.
Наконец, на вторую неделю моего заточения мне было объявлено, что теперь я могу отправиться на занятия в «Иву». Вернее, сегодня же отправляюсь и попадаю опять на интернатное проживание.
– Всё ясно? – уточнил Кош Невмертич, прочитав мне маленькое, но очень выразительное наставление по поводу того, как мне следует и как не следует себя вести.
– Поняла, поняла, – проворчала я. – Пошла собирать сумки.
– Трофим вас отвезет, Краснова, – сказал ректор, даже не глядя на меня.