Треганнет остановился перед дверью. Место выглядело пустынным: во дворе царил сумрак, а в донжоне — темнота и мне это не очень нравилось. Люди, которые пишут о морских чудовищах, пожирающих крестьян — не те, с кем хотелось бы провести вечер. Если бы не шанс ещё увидеть белокурую девушку, я бы сказал: — Вот ваши двадцать гиней, милорд и идите вы к чёрту.
Я хотел ещё раз увидеть ту даму. Она могла находиться взаперти, но я разбираюсь в замках.
Отворилась дверь. Там стояла женщина, в розовом домашнем платье из крашеной пряжи, с керосиновой лампой. Казалось, этот замок был создан не для света, а только для смертей и исчезновений.
— Эмили, возьмите багаж мистера Дэйла, — велел Треганнет.
Черноволосая женщина поставила лампу на подставку. Я сказал: — Постойте, я и сам могу с ним управиться.
У неё были гладкая белая кожа, чёрные волосы и голубые глаза, которые казались почти чёрными. Её густые ресницы походили на пятна сажи на веках: народ Корнуолла — кельты, древние и чистокровные. Я понял, почему схватил эту сумку. Не потому, что это была женщина, но потому, что она чувствовалась хозяйкой этого места, выглядящей и держащейся, как любой лидер.
Ветер завывал во дворе и трепал её тесное платье. У неё были славные ножки и чудесные тридцать лет, хотя возраст точно не определишь; полностью созревшая, но не настолько, чтобы испортиться.
Я последовал за ней в замок и увидел, что около века назад его частично переделали. Дубовая отделка большой гостиной полностью почернела от дыма. Когда я последовал за Эмили в свою комнату на втором этаже, то бросил взгляд на лестницу, поднимающуюся в башенку, где ветер выл, смеялся и рычал на белокурую девушку. Я решил не спрашивать об этом.
Эмили расхаживала по комнате, приводя обстановку в порядок.
Я спросил: — Что вы думаете об этом деле с моноцеросом? Полагаю, вы знаете, зачем я здесь.
Она подняла глаза и искоса взглянула на меня. — Я могу показать вам некоторые вещи, которые он не покажет. Поздно ночью, когда никто больше не бодрствует.
Так или иначе, это само шло в руки, девушка была права. — Обед будет подан через час. Вам не нужно переодеваться, — добавила она.
Так и получилось, Треганнет не явился к ужину. Я ел в одиночестве, на целом акре тёмного обеденного зала: тёмного, за исключением углей в камине, и трепетавших и мерцавших на сквозняке огоньков двух свечей. Ветер хохотал, вопил и выл. Эмили подала ростбиф, который оказался великолепен, всё остальное было приготовлено уже после своей кончины. Но вино было достойно того, чтобы написать о нём книгу.
