Олю дерьмом своим. Положила на бумажку кучу целую, сует
ей в лицо и твердит: «Ешь, а то удавлю». А вы говорите ру
гаться с ними... Так-то авось амнистия выйдет и домой пошлют
меня... тянет к ребятишкам, — вздохнула тетя Вера.
— Вы верите в амнистию?
78
— Кабы не верила, доктор, и жить-то зачем? К кому вер-таться через десять годков? Мужик хворый, помрет, детишки
повыше меня вымахают... Как они поглядят-то на меня? Скажут,
проворовалась мать, росли мы без нее, набедовались...
— Дети поймут, — возразила Любовь Антоновна.
— Не знаете вы жизню... Нешто поймут они, что я нитки
те не себе взяла. Как обскажешь им? И жалко их. Скажу —
для вас взяла, измытарют себя, если совесть есть...
— Скажут им правду и без вас, — успокоила Любовь Ан
тоновна.
— Я своему крепко-накрепко отписала, чтоб, пока не вы
растут, ничего ребятишкам не говорил... Вас больные ждут,
доктор.
— Я пойду с тетей Верой. А ты запрись, Рита, и никого не
пускай. Кто будет стучать, посылай к Игорю Николаевичу.
Если что нужно, меня найдешь в седьмом бараке. Одна по
зоне ходить не смей, скажешь Игорю Николаевичу, он пошлет
санитара. Когда больной проснется, дашь ему одну столовую
ложку из этой бутылки. Протри лицо влажной марлей.
— Себе? — удивилась Рита.
— Больному, — усмехнулась Любовь Антоновна.
Тетя Вера и доктор ушли, оставив Риту наедине с Андреем.
...Какой он?.. — думала Рита, вглядываясь в повязки, за
крывавшие лицо Андрея. — Хрипит у него все внутри... Отшиб
ли... За что его так?! Подрался или воры побили, как Федора
Матвеевича? Откуда его привезли?..
Андрей застонал. Рита нагнулась к больному и скорей
угадала, чем услышала, слова звучали глухо и неразборчиво,
что он просит напиться. Она налила ложку лекарства и, осто
рожно раздвинув бинты, поднесла к воспаленным губам Ан
дрея. Больной оторвал от матраса перебинтованную руку и
попытался отвести ложку с лекарством.
— Глотай, Андрюша, — попросила Рита.
— Воды... — прошептал Андрей, выпив лекарство.
Рита напоила его.
— Еще...
— Больше нельзя, доктор не велела. — Рита видела, с ка
кой мольбой смотрят на нее глаза Андрея, но, помня приказ
Любови Антоновны, больше не дала ему ни капли.
