Но это последнее «зачем» отодвинулось во тьму и спрята
лось в ней, как прячется в чаще леса охотник, стерегущий
добычу. Мысли тоненьким ручейком плыли в широкую реку
сновидений. Ударившись о волны ее, ручеек расплескался раз
ноцветными брызгами, а река, сотканная из причудливых обра
зов, бесшумно и стремительно мчалась в таинственную глубину
неизведанного мира, туда, куда не долетает голос человека,
где ни единый звук не нарушает покоя беспечной страны снов.
Любовь Антоновна шла по голубому полю, и цветы, и трава, и
теплая земля под ногами излучали прозрачную голубизну, уди60
вительно нежную и мягкую. Летнее небо, разбуженное светом
ранней зари, где-то далеко-далеко сливалось с цветущей зем
лей. Широкие чашечки прозрачных цветов касались рук Лю
бови Антоновны. «Какие высокие цветы, — удивлялась она.
Почему они все голубые?» И странное дело: Любовь Антоновна
раздвоилась. По полю шла она, а рядом с ней шла тоже она,
одетая в скромное черное платье. Та, другая, внимательно при
сматривалась к Любови Антоновне, разглядывала каждую мор
щинку ее лица и даже чуть заметное родимое пятнышко на
шее. Любовь Антоновна знала о мыслях той, другой. Она чита
ла их, как открытую книгу. «Мама умерла», — прошелестел
голос двойника. «Убили», — подумала Любовь Антоновна. «Уби
ли, — как эхо повторил двойник. — Ты всегда хочешь быть
права... Ты сделала перевязку ему». Любовь Антоновна поняла,
что двойник говорит об убийце матери. «Мы вместе делали,
— возразила Любовь Антоновна. — Ты — это я, а я — это ты».
«Неправда, доктор! Я похожа на тебя, но не во всем. Я роди
лась вместе с тобою, но тебя видят все, а меня никто. Я запре
тила тебе помогать убийце, а ты меня не послушала». «Запре
тила! — закричала Любовь Антоновна. — Ты остановила мои
руки, когда они бинтовали его?» «У меня нет сил схватить
тебя за руку, — возразил двойник. — Я — только совесть, неви
димая людям. Я просила тебя не помогать Гвоздевскому». «Его
уже нет». «Но он жил по твоей воле, посмотри, что он сделал».
Перед глазами Любови Антоновны возник человек. В правой
руке он держал отрубленную кисть и что-то напевал вполголоса.
Рядом с ним стоял худой и черный мужчина. Он заливался
