— А, — говорит мистер Корбин, делая насмешливый поклон. — Мисс Эллори. Новый жилец любимого готического особняка Дипуотер удостаивает нас своим присутствием.
Я должна пройти неловкую, позорную прогулку новичка через еще один шквал любопытных глаз, к столу, втиснутому между высоким бледным парнем с распущенными каштановыми волосами, падающими на его лицо, и темноволосой девушкой, которая опустила голову и пишет заметки. Я сажусь на свое место, лицо горит.
— Мистер Мариньи, — обращается мистер Корбин к бледному парню, который настороженно смотрит вверх. — Возможно, вы могли бы показать своему новому соседу, на какой мы странице в учебнике. Он снова поворачивается к доске. Парень наклоняется через проход и открывает мою книгу.
— Вот, — говорит он, указывая на страницу. Он не смотрит на меня, когда говорит. Когда он снова поворачивается к своей книге, я вижу, как румянец поднимается у него на шее, и понимаю, что он не груб, просто застенчив. Я знаю, что он чувствует. Я бросаю взгляд на его бумагу и вижу его имя вверху: Джереми Мариньи.
Я почти слышу, как Тесса рядом со мной хихикает над этим именем. Наша мама любила старые рок-песни, и когда мы были детьми, она включала одну песню на повтор, когда мы ездили по городу. В ней есть строчка, которая вертится у меня в голове: «Джереми был жабой». Я пишу это на боковой стороне страницы, делая из букв закрученные узоры, теряясь в тонкостях, так что голос мистера Корбина затихает. Слова становятся виноградной лозой на полях моей книги. Виноградная лоза становится рамой для окна. Я рисую деревянный причал в задней части нашего нового дома, как будто сижу у окна и смотрю на улицу, затем добавляю сияющую полную луну. Я так увлеклась рисованием, что вздрагиваю, когда грохот стульев сигнализирует об окончании урока. Я хватаю свою сумку и слишком поздно понимаю, что Джереми увидел слова на полях. Даже сделанные в виде виноградной лозы, они безошибочны. Его глаза встречаются с моими, широко раскрытыми, темными и какими-то глубокими, как будто он уже знает, сколько боли причинит ему мир.
— Прости, — бормочу я.
Это все, о чем я могу думать. Он наклоняет голову и пожимает плечами, почти улыбаясь, затем перекидывает сумку через плечо и уходит. Для долговязого парня он двигается быстро. Он выходит из класса еще до того, как я встаю.
— Не беспокойся о Джереми, — говорит девушка, которая сидела по другую сторону от меня. — Он застенчивый, вот и все.
