Елена Андреевна ежедневно носила ему еду — бульон и кусочки сухарей. Но сердце Антона Шакая сдало. Это была большая потеря. Он наверняка сделался бы крупным деятелем абхазской культуры. Для того, кто знал Шакая, вовсе не требовалось быть пророком, чтобы предсказать ему блестящее будущее. Всегда, при всех удобных случаях надо поминать добром людей, подобных Шакая: они горят недолго, как метеоры, но даже кратковременные вспышки двигают жизнь вперед. Что толку, если иной тлеет всю жизнь, словно головешка в золе?
Смерть Шакая омрачила радость участников труппы. Однако жизнь есть жизнь, и дни потекли своим чередом. Человек, несомненно, оптимистичен по своей природе и именно потому способен выстоять в часы тяжкого горя. А иначе бы жизнь исчезла на земле и человека снова пришлось бы лепить из глины.
В этом, двадцать первом, году исполнялась тридцатая годовщина со дня окончания работы над «Абхазским букварем». В заметке «Абхазская литература» мы читаем: «С тех пор как начали читать и писать по-абхазски… из печати вышло шестьдесят книг на абхазском языке. Большая часть из указанного числа вышла недавно, после установления власти Советов…» Словом, можно было подвести некоторые итоги. Общественность Сухума решила отметить тридцатилетний творческий юбилей Дмитрия Гулиа. Это был его первый юбилей. Инициаторами явились учителя и слушатели семинарии.
Вечер состоялся в бывшем театре Самуриди (ныне кинотеатр «Апсны»). Отец стоял в холщовой рубашке, навытяжку, как солдат на посту, окруженный тесным полукольцом своих друзей. Мы вместе с матерью сидели в ложе. Народу набилось в театр, что называется, битком. Речи произносились горячие, немного старомодные, но искренние. Адрес сослуживцев по семинарии, украшенный рисунком художника Николая Паевского, начинался так: «Отмечая этот знаменательный день, завершающий Ваши тридцатилетние труды на пользу горячо любимого Вами народа…» и так далее.
Мы были в восторге: нам в ложу принесли цветы. А на сцене их было такое множество, что и не описать. После официальной части состоялся концерт. Отец сидел с нами очень довольный и взволнованный. Из исполнителей врезалась в память одна артистка — колоратурное сопрано. Голос у нее был очень приятный, высокий. Публика многократно требовала ее на сцену. Неистовство не прекращалось — и певица вдруг сорвала с себя парик, и перед изумленным залом предстал… мужчина. Кажется, это был коронный, последний номер концерта, и публика разошлась…
