— Это водка. И это тоже. Это хлеб. Это тоже. Консервы. Мясные, отец, мясные. А это рыба. Вобла называется. Это сахар. А это чай. Это масло. А это… тоже водка.
Старик в полном недоумении.
— Кто ты? — спрашивает. — Зачем это?
Выпростав все карманы, незнакомец говорит:
— Ну, отец, и досталось же мне от комиссара за твою кукурузу! «Иди, — говорит, — мириться, а не то в трибунал». Вот, брат, дело-то какое.
Старик пристально смотрит на гостя.
— Это ты? — спрашивает.
— Я.
— А конь где?
— Там, в эскадроне.
Вдруг старик спохватывается.
— Эй, вы! — кричит он домашним. — Где вы? Готовьте чего-нибудь. Видите — гость!
Усаживает красноармейца возле себя. Хлопочет. Видно, неловко ему: из-за дурацкой кукурузы гостя со двора прогнал.
— Дай, думаю, переоденусь, — говорит красноармеец, — а то отец, чего доброго, из берданки пальнет.
И смеется.
Хозяин тоже смеется.
— Не стреляет она, — говорит Смел, — испорченная. Только хороших людей пугает. А зачем комиссару сказал?
— Иначе нельзя, — отвечает красноармеец. — Чрезвычайное происшествие. Революционная дисциплина. Понимаешь, отец?
— Нет, — отрезает Смел. — Я знаю, что я плохой человек — кунака обидел. Ей-богу! Давай так: ты кушай мою мамалыгу, а я — твой хлеб. Ты пей мое вино, а я — твою водку. Хорошо?
— За знакомство, что ли?
— За знакомство!
— Да, отец, а знакомство наше веселенькое. Сначала берданка, а потом вино. Верно?
Старик машет руками.
— Не говори так! — кричит он. — К черту берданку! Руку давай, кунак!
А мы с братом стоим на пороге и наблюдаем за тем, как целуются взрослые, малознакомые друг другу люди.
Вот мы и снова в Сухуме. Там всё на месте. Более того, улицы и площади, которые давно не убирались, прибраны руками самих горожан. Всюду красные флаги. У нас живут красноармейцы-пулеметчики. На балконе — «максимки». Солдаты делятся с нами пайками. И мы чувствуем себя не так уж плохо.
В городе развешаны портреты Маркса и Ленина. У ревкома — большое панно, изображающее всадника с красным знаменем в руке.
Здесь же портреты Карла Либкнехта и Розы Люксембург.
Газета «Апсны» прекратила свое существование. Стала выходить новая — «Апсны Капш», что значит; «Красная Абхазия». «Эта газета призвана помогать литературе… — писал о ней Гулиа. — Она отражает жизнь народа, знакомит и сближает нас…» Газета и сейчас выходит под тем же названием- Формат ее под стать московским газетам. Сотрудники ее — люди с высшим образованием, и делает ее нынче не один человек, а чуть ли не три дюжины. Говорят ли о чем-нибудь эти цифры? Да, разумеется. Из кустарной, маленькой, невзрачной на вид газета стала большой и красивой. Но ее, возможно, не было бы, если бы не малюсенький коллектив энтузиастов-газетчиков из «Апсны». Имел ли Гулиа основание для радости и даже некоторой гордости? Да, имел. И неспроста писал он в заметке «Плоды урожая»: «Труды мои не пропали зря».
