Через три года Урыс все-таки перешиб упрямство привередливого школьного начальства и в один прекрасный день вернулся домой без мальчика.
— Где Гач? — спросила его Рабиа.
Урыс был весел:
— Я оставил его среди сверстников, очень шустрых мальчуганов. Они все время играют в мяч, истошно кричат и бегают по двору. Твой сын очень доволен.
— А чем его будут кормить? — спросила бабушка. — Он же очень любит холодную мамалыгу с молоком.
— Вот этого я не знаю. Но могу сообщить нечто приятное: дважды на день — утром и вечером — он будет хлебать чай с белоснежным сахаром!
Это успокоило старуху. Чай в деревне пили только больные: он считался напитком дорогим, как и лимонад.
— Неужели два раза на день? — недоверчиво допытывалась бабушка.
— Это так, — сказал Урыс. — Могу сказать больше: завтра его оденут прямо-таки по-княжески. Одна пряжка на его поясе стоит всего одеяния: она блестит, будто луна.
Как ни ныло сердце, а маленький Гач все-таки в школе! Добился-таки Урыс своего, теперь он смело может глядеть в глаза односельчанам. А то, что по углам шепчутся, будто не пожалел он своего сына, это пускай: скоро все убедятся, кто больше пожалел сына, — он, оторвав его от себя и отправив в город, или те, кто держит сыновей у материнского подола. Отныне дома должны прекратиться причитания и слезы. Это же неприлично: сын жив, здоров, а по нему слезы льют. Скоро все увидят и поймут, как хорошо поступил Урыс Гулиа. Скоро, скоро… Однако Рабиа не может не сообщить того, что говорят у родников и колодцев. И Урыс спокойно выслушивает.
— Человеку не следует прыгать выше своей головы. Зачем грамота Гулиа? Чтобы потягаться с князьями или дворянами? Но для этого не с книгами надо возиться, а иметь побольше земли и скота, побольше денежек. «Вы, — говорят, — своего сына выпускаете на трудную дорогу. Подумайте только: абхазский крестьянин и — книга! Да что он с нею делать будет? Кормиться ею? Или полагаете, что нам нужен еще один писец, кроме Коции? Нет, пока не поздно, одумайтесь! Жили мы, слава богу, и не умирали без грамоты! Куда послали сына? Где упрятали? Неужели лишним куском мамалыги поступиться не пожелали?»
Урыс насупился. Ему и без этих речей тяжко, очень тяжко. Он говорит:
— Да, я отвез единственного сына в город. Я устроил его в школу. Я надеюсь, что он выучится грамоте. Умные люди говорят, что путь этот нелегкий. Черт знает что подстерегает человека, берущегося за науку! Но поймите, без этого тоже нельзя. Пахать и сеять он всегда успеет. Я бы дорого дал за то, чтобы могли вы подсмотреть, как он там играет со своими товарищами. Ему очень весело!
