Дмитрий Гулиа | страница 109



Но вот в один прекрасный день ему представился случай по-настоящему посодействовать музыкальному развитию.

В Сухум по болезни приехал Константин Ковач (по происхождению венгр). Он работал на Северном Кавказе, но состояние легких вынуждало его к местожительству на юге. Ковач дирижировал городским духовым оркестром, по давней традиции забавлявшим публику на бульв-аре.

Ковач обратил внимание на одно обстоятельство: в программе оркестра не оказалось абхазской песни. Почему? Никто не мог объяснить этого. И вот дирижер прямехонько отправился в академию, к ее председателю.

— Кто вы? — спросил Гулиа.

— Музыкант.

— Вы сочиняете музыку?

— Пробовал, — скромно ответил Ковач.

Он был худощав, бледен. Мелкие черты лица, узкие глаза. И очень похож на абхазца: нос с горбинкой, волосы черные…

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался отец.

— Я хотел бы познакомиться с абхазскими песнями.

— Тогда поезжайте в деревню.

— А к кому обратиться в городе? Есть здесь знатоки?

Гулиа подумал.

— По-моему, Кондрат Дзидзариа.

Ковач собирался было уйти.

— Скажите, пожалуйста, — остановил его Гулиа, — а могли бы вы поехать в села, в горы? И записать песни?

Ковач ухватился за эту идею.

— Да, я бы записал много песен. Я бы оркестровал их, и наш оркестр играл бы их с удовольствием.

Так родилась идея о командировании Ковача в районы Абхазии на средства Академии языка и литературы. Ковач оказался способным человеком и сторицей возместил расходы, понесенные академией.

После войны, когда не было уже в живых Ковача, Гулиа писал абхазскому правительству: «К- В. Ковач был душою музыкальной школы и музыкального училища… Я считаю, что было бы вполне справедливо, если бы музыкальная школа в Сухуми была названа его именем».


Теплый сентябрьский день 1939 года.

В постели лежит изможденный болезнью человек. Возле него хлопочет жена. В стороне стоит сын.

У больного потрескались губы от непрерывного жара. Его одолевает кашель, от которого он с трудом приходит в себя. Откашлявшись, больной падает на подушку и думает. В эти короткие минуты с лица его исчезает страдальческое выражение. Взгляд устремляется вперед, разглаживаются морщинки на лбу. И перед ним, словно в тумане, проплывают страницы еще не написанного музыкального сочинения. Ему уже чудятся звуки апхерцы, ведущей сольную партию в многоголосом звучании оркестра… Голова наполняется музыкальными звуками, а перед глазами чудесные картины абхазской осени: зеленой, солнечной, обильной плодами. Знакомые лица призрачной толпы окружают постель…