А пока маленький Гач бегло читал русские и грузинские церковные книги. Отец купил сыну в городе несколько книжечек «светского содержания». Многое из того, что там в них было напечатано, Гач выучил наизусть. Что же учил он назубок на заре своей жизни? Например: «Вечер был. Сверкали звезды, на дворе мороз трещал…» Это про бедного сироту, которого приютила старушка. Особенно нравилась мальчику концовка: «Спокойный сон!.. Петерсон». Он не понимал тогда, что Петерсон стоит не ради благозвучия (сон — Петерсон), а что это фамилия автора стихотворения. Учил он «Пахнет сеном над лугами…» и «Посмотрю пойду, полюбуюся, что послал господь за труды людям» Алексея Кольцова. Знал Дмитрий Гулиа стихи Ильи Чавчавадзе и Акакия Церетели и впоследствии не раз переводил их на абхазский язык.
Наконец Урыс Гулиа принял важное решение: мальчика следует послать на учение в Сухум. Мысль об этом, высказанная вслух, снова вызвала в семье переполох. Братья Урыса одобрили его намерение. Женская же часть семьи буквально восстала.
— Не отдам его! — заявила мать, вдруг выказаб упорство.
Это было на нее не похоже. «Мать моя Рабиа, — писал Дмитрий Гулиа, — была кроткой, рассудительной женщиной». Бабушка тотчас же приняла сторону матери. Гач молчал и только улыбался про себя: он понимал, что отец все равно возьмет верх, все равно не миновать поездки в далекий Сухум, который, казалось, находился на самом краю света.
Семейный совет был долгим, неторопливым и обстоятельным. Каковы были доводы «за»?
Мальчик, бог даст, станет ученым человеком и сможет устроиться писарем в сельское управление Адзюбжи или любого ближайшего села. Такая перспектива — счастье для крестьянского сына.
Если даже не суждено будет ему стать писарем, может, пробьется в торговцы, станет работать при каком-нибудь купце в Очемчирах.
На худой конец, ежели не удастся ни то, ни другое, будет сам для себя или для соседей своих прошения и разные там бумаги писать, что тоже не бесполезно для крестьянина…
Но были мнения и «против».
Во-первых, мальчика увезут далеко (куда-то верст за двадцать). Во-вторых, работа в Очемчирах — совсем не сахар. И туда, пожалуй, лежит дорога тоже не короче двадцати верст. В-третьих, он может испортить себе глаза — вон они какие маленькие, буковки. Все грамотеи, как правило, люди болезненные. А кому нужна хворь?
Урыс хранил красноречие до поры до времени. Весьма возможно, что ему самому необходимо было выслушать все доводы — пусть противоречивые, — чтобы вернее решить вопрос для себя, чтобы кое в каких мнениях утвердиться и самому.
