— Это допустимо.
Оказывается, эти подмостки были построены людьми с сильно преувеличенными представлениями о том, насколько акробатичны большинство художников. Мне требуется некоторое время, чтобы спуститься вниз и к тому времени я уже задыхаюсь. Но я использую это время, чтобы подумать о том, как я могу ответить на её вопрос, поскольку я понятия не имею, кто моя «госпожа», почему папа не злится на неё напрямую или почему были выбраны подобные художественные решения.
Папа Марта не выше 155 см. Она зрелого возраста, почти преклонного, и её плечи уже начали сутулиться. Но ощущение силы исходит от неё так же очевидно, как и свет. Эта женщина знает, что её гнев может заставить императоров дрожать и прямо сейчас она сердится на меня.
— Ваше Святейшество, — начинаю я. Мне следует сделать реверанс? Это не повредит. Поэтому я делаю это, а потом начинаю быстро говорить. — Насколько я понимаю, моя…хм…госпожа планирует нарисовать творение Евы как совершенно отдельную картину. Она хочет индивидуально изобразить отца и мать человечества, прежде чем она соберёт их вместе, чтобы рассказать остальную часть истории творения.
Папа Марта ничего не говорит, и я нахожу её молчание зловещим. Если Ведьма каким-то образом придумала, как подставить меня за ересь в средневековые времена, что ж, мне придётся дать ей пару баллов за креативный подход. Но я не думаю, что это так. Честно говоря, кажется, мне вообще ничего не угрожает.
Вместо страха я чувствую только тихую боль от осознания того, что мы с Полом были разлучены друг с другом… может быть, навсегда.
В конце концов папа заявляет:
— Если это правда, то такое объяснение вполне удовлетворительно. Но я буду ждать полного отчёта о её планах относительно потолка, когда госпожа Аннунциата вернётся из Доломитов.
Я киваю.
— Конечно. Ваше Святейшество, — не забывай добавлять это каждый раз.
— Она держит свои планы в секрете и всё ещё имеет наглость жаловаться на то, что ей мало платят! — Папа Марта начинает расхаживать вперёд и назад, и её элегантная толпа придворных с шелестом шёлка расступается, освобождая ей место. — Неужели она осмелится спорить со своим понтификом? Я видела, как она носила золотые цепи, красивые платья, даже драгоценности, — Папа прижимает руку к горлу, как будто изображая какое-то ожерелье, которое видела на госпоже Аннунциате. Затем её глаза резко фокусируются на мне, и она кричит. — Посмотрите на это! Она так щедро вознаграждена, что даже её ученики могут носить цепи!
