— Я ждал, пока найдут тело, — Пол смотрит на стену позади меня, глядя мимо моего лица, как будто я просто ещё один иероглиф. Дело не в этом. Он видит мёртвую Маргарет в своей памяти яснее, чем меня настоящую, здесь и сейчас. — Я понял, что встреча с ней ничего мне не скажет, даже если бы это была ты, и Жар-птица была у тебя на шее, когда ты ударилась о воду, конечно, удар сломал бы её. Или течение могло её утащить. Но я всё ещё думал, что мне нужно увидеть её своими глазами, — он закрывает глаза. — Лучше бы я этого не делал.
Говорят, что удар по воде с такой высоты — это всё равно что удар о бетонную стену. Моё Лондонское я могло разлететься на куски. Меня охватывает тошнота, и я с трудом сглатываю.
— А тётя Сюзанна должна была…
— Я опознал тело за неё.
— Спасибо тебе, — не думаю, что тётя Сюзанна смогла бы это вынести. Тогда я понимаю весь смысл того, что только что сказал мне Пол. — Подожди. Тётя Сюзанна знала тебя? Достаточно хорошо, чтобы ты… ну, чтобы ты сделал это?
Пол кивает.
— После того, как ты в первый раз покинула Лондон, твоё второе «я» вспомнило, кто ты такая. Всё, что она сделала. Так что, очевидно, она искала Пола Маркова в Кембридже, надеясь, что у него есть какое-то объяснение. А потом они начали… проводить время вместе.
Это снова разбивает мне сердце. Другой мир, где мы с Полом могли бы быть вместе, может быть, навсегда, и где Лондонская Маргарет имела шанс на счастье, закончился одним роковым прыжком.
— Тётя Сюзанна кое-что мне объяснила, пока мы ждали… пока мы ждали, — продолжает Пол. — Остальное я собрал воедино сам.
— Видишь? Это действительно и есть судьба. Потому что, если и есть мир, где ты думаешь, что у нас нет ни единого шанса, то это именно тот мир, — я чувствую себя пустышкой, говоря о своей личной жизни в такое время. Но я делаю это не для себя, я делаю это для Пола. Ему нужно за что-то держаться. В противном случае горе и чувство вины, которые он испытывает из всех этих вселенных, будут продолжать тянуть его вниз. Трещины, оставшиеся в нём после того, как его душа была расколота, могли углубиться, пока он действительно не развалится.
Моё отвлечение работает, по крайней мере немного. Пол делает ещё один глубокий вдох и выпрямляется.
— Ты сказала Египет?
Я протягиваю руки, указывая на иероглифы.
— Нет, вообще-то, это Висконсин.
Он почти улыбается.
— Египет. Здесь мой акцент сильнее…
— Ты же собственный египтолог царя, работаешь с мамой и папой в экспедиции. У нас здесь эти огромные палатки, и этот сумасшедший крепкий кофе, и настоящие живые верблюды. Мама даже надела тюрбан.
