Дальнейшие расспросы прояснили весьма интересную картину. Светлую дочку лешего с рождения приучали к своей природе, а также к природе окружающей, среди которой она росла, одновременно близко и далеко от людей – на речном островке. Переплыть их прекрасную реку Которосль в том месте, где они поставили дом, по словам Айгуль, мог и ребёнок. Вот Аннушка и переплывала. И в том месте, и во многих остальных. В итоге плавала за сборную района. Оставила спорт только в медучилище.
Сначала хотела идти на ветеринара, но справедливо рассудила, что тут её уже мало кто чему научит, поэтому выучилась на медсестру и с тех пор работала в поликлинике в Ростове. Жила пока родителями, но всё чаще оставалась у жениха в Выхино, в этой самой маленькой деревеньке, где жила сама Айгуль и где сейчас находился Лент.
Айа ткнула пальцем в каком-то направлении «тут недалеко» и отвлеклась на душещипательную историю о том, как молодой художник приехал однажды из Питера «на этюды», отписал свои поля и пастбища, и остался на постоянное место жительства. Говорила она долго. Подробности показались Ленту ненужными, но одну деталь он про себя отметил – развивать в мужчинах оседлость женщины этого рода умеют.
Когда поток охов и ахов по поводу «прекрасной пары» наконец иссяк, разговор вернулся к насущному. Итак, светлая девочка Анна – невыносимое для Лента сочетание, – оказалась любознательной и на волю условностей не сдалась. Что значит «светлым не положено»? Что отец делает, то и ей надо! В итоге, росла она такой «оторвой», да простит мастер Айе такое грубое слово, что она иногда сомневалась, что ребёнок не убьётся. В болота и заводи лезла, как к себе домой, и всё больше ночами. Всех водяных местных за хвосты перетаскала. Мавок «построила» – трусятся, но из деревьев выходят по щелчку её пальцев. А уж живность всякая… – медведи и волки сюда не доходят, но кто поменьше, бобры, зайцы, эти все – её. Как и птицы, и земноводные. Тритоны, землянки, жабы…
Пришлось Айу прервать. Для портрета ходока перечисленного хватало. Даром что светлая, девчонка выросла настоящей лешей! А как, интересно, у них дамы называются?
– Не знаю, мастер, может, кикиморами, если из народного фольклора, но я среди коричневых женщин не встречала. Кроме Аньки.
Лент хмыкнул – если говорить вот так, не Анна, а Анька, то восприятие облегчается.
– Как ночью, в грязи перемазанная, ко мне на порог какую-нибудь выхухоль притарабанит: «Вылечи, Айечка», то вылитая кикимора!
